Перешеек.
— Что вы предлагаете, лорд Тарли? — спросила королева.
— Отправить драконов к Перешейку и сжечь там все к чертовой матери, — прямо заявил Ренидилл. — Мы знаем, что огонь — одна из немногих вещей, что способны убивать вихтов, а значит нужно пустить его в ход.
— Но ведь под удар могут попасть и северяне, — возразил лорд Варис.
— Приемлемые потери, — отмахнулся Дикон Тарли.
— Приемлемые?! — возмутился Паук.
— Да, приемлемые, — поддержал мнение сына Рендилл. — Если вы еще не поняли, лорд Варис, то у нас началась война на уничтожение. Враг не берет пленных, не ведет переговоров, он убивает все живое, даже птиц и белок. В таких условиях потеря горстки северян — приемлемая цена. Уверен, что их король, будь он здесь, согласился бы со мной. Когда на кону стоит выживание миллионов людей, приходится жертвовать тысячами.
Мы никогда не простим! И никогда не забудем!
Слова Короля Севера набатом гремели в сознании Дейенерис, заглушая голоса говоривших. Что послужило причиной такой ненависти? Связаны ли нынешние события с тем сном, что так напугал Мать Драконов? Если да, то каким образом?
Быть может, если она пошлет драконов к Перешейку, и те сожгут вихтов вместе с северянами, последние возненавидят Бурерожденную и предпочтут скорее умереть, чем присягнуть ей на верность? А может дело обстоит иначе? Что будет, если Дейенерис не пошлет своих огнедышащих детей, и тогда вихты беспрепятственно смогут перебить всех северян и сделать их частью своей армии? Быть может, именно за бездействие в столь отчаянный момент северяне возненавидят южан вместе с их королевой?
Как понять, что делать, если неверный выбор может привести к плачевным результатам? И почему именно тогда, когда Таргариен нужен совет лорда Тириона, Ланнистеры покинули столицу, дабы подготовится к вторжению? И если отъезду Джейме Ланнистера королева была только рада, то отсутствие Беса ее удручало. Не смотря на все просьбы лорда Вариса, Тирион уехал вместе со своим братом, который пугал Дейенерис до дрожи в коленках.
Цареубийца. Человек, убивший ее отца. Брат, убивший свою сестру. Сколько жизней он уже оборвал и сколько еще оборвет? Станет ли сама Дейенерис той, кто доведет счет убитых Ланнистером коронованных особ до трех? Признаться честно, Бурерожденная не желала этого знать.
— Что скажете, Ваша Милость? — обратился к ней Рендилл Тарли, а присутствующие терпеливо ждали ее решения.
Они хотят возложить все на меня, поняла Таргариен. Что бы не случилось потом, какую бы реакцию со стороны населения не вызвали ее действия, виноватой будет только она. Да, идею об использовании драконов предложил лорд Тарли, но именно королева будет той, кто решит, следовать этому совету или нет. Но она не абы кто. Она — Дейенерис Таргариен, Бурерожденная, Матерь Драконов. Ее не страшат решения, правильные они или нет.
— Драконы слушаются только меня, — наконец-то произнесла Таргариен. — Без меня они не будут ничего делать. Миссандея?
— Моя королева, — бывшая рабыня подошла ближе.
— Прикажи подготовить для меня одежды, — распорядилась Дейенерис. — Я лично отправлюсь к Перешейку. Пока я не увижу все своими глазами, я не приму решения.
— Ваша Милость, это может быть очень опасно, — принялась отговаривать ее Маргери Тирелл. Пока шел военный совет, девушка молчала, так в подобных вещах ничего не понимала. Но сейчас, увидев, насколько неразумный поступок хочет совершить королева, Маргери решила вмешаться. — Если с вами что-то случится…
— Я приняла решение, — Дейенерис прекратила спор, не дав ему начаться. Она уже знала все слова, что ей хотели сказать. И о том, что без нее драконы выйдут из подчинения. И о том, что у королевства нет наследника, который после нее сядет на трон. Все это девушка слышала уже не раз, и слушать снова не имела ни малейшего желания.
Проглотив слова, что рвались у нее с языка, Маргери отступила. В последнее время Тирелл чувствовала себя ненужной, даже забытой. Слугам королевы Дейенерис не было до нее никакого дела, Безупречные и вовсе смотрели на нее как на пустое место. Дотракийцы и вовсе вызывали чувство омерзения. Собственно, даже самой королеве не было особого дела до своей союзницы, и куда больше внимания она уделяла тем же Тарли. Неожиданно Маргери поймала себя на мысли, что даже в Винтерфелле её принимали куда теплее, пусть Старки и не были особо рады её видеть. Здесь же, в столице, в окружении толп людей, Маргери как никогда чувствовала себя брошенной и одинокой.
Глядя на то, как Дейенерис покидает зал, а советники тянутся следом за ней, Тирелл мысленно поклялась самой себе, что если ей удастся пережить войну, то она вернется в Хайгарден и больше никогда не приедет в столицу. Она пресытилась жизнью в Королевской Гавани и жить здесь дальше не собиралась. Розе Хайгардена место на Просторе, а не в зловонной яме, которую здесь именуют столицей.
Спустя несколько часов три дракона взмыли над столицей, и лишь самый зоркий глаз мог заметить крошечную фигурку в белом, сидевшей на черном драконе, самом большом из трех. Сделав круг над Королевской гаванью, монстры устремились на север.
Стоя на балконе и глядя на три удаляющиеся точки, Маргери Тирелл почему-то ощутила беспокойство. Девушке казалось, что должно произойти нечто непоправимое. Нечто настолько ужасное, что последствия будут чувствоваться даже сквозь века.
Джон упрямо шел вперед, бредя по сугробам, чувствуя за спиной пристальный взгляд Дюрневира. Там, впереди, была магия, которую не мог преодолеть даже древний дракон. Словно невидимый барьер, она встала на пути гостя из другого мира, а потому деваться было некуда, и дальнейший путь Джону предстояло пройти в одиночку, благо теперь он знал, куда идти. Он чувствовал древнюю магию, которая обжигала кожу. Магию, которая чем-то была ему знакома.
Впереди были скалы, между которыми виднелось нечто навроде прохода, и именно к нему держал свой путь Джон. Мороз здесь стоял совершенно лютый, казалось, что даже воздух звенел, но Король Севера упрямо шел вперед, не обращая на холод никакого внимания. Ему нужно было дойти, а о выживании речи уже не шло. Он с самого начала знал, что шансов выжить у него очень мало, но отвернуть Джон не мог: то противоречило как природе самого Джона, так и Довакина, который всегда упрямо пер вперед, не взирая ни на что. Каждая трудность, каждая преграда на его пути — не более чем досадные помехи, которые нужно было либо преодолеть, либо смести.
И он шел, пока не добрался до прохода, и в этом миг весь мир прекратил для него свое существование. Мороз перестал обжигать кожу, а ветра прекратили попытки пробраться к нему под одежду и содрать мясо с костей. Джон не знал, ждет ли его Дюрневир, и что вообще сейчас происходит, ведь впереди, в центре огромный чаши, образованной скалами, расположился алтарь из ледяных глыб. И теперь Джон знал, каким образом Белые Ходоки поднимали мертвых.
В уши мужчине впивались еле слышимые крики, стоны и ревы. Десятки тысяч голосов кричали, страдая от бесконечной муки, на которые их обрек Король Ночи. Тысячи и тысячи душ были заперты в ледяных глыбах, словно в гигантских камнях душ. Душа каждого живого существа, что умерло в Вестеросе, была заперта здесь, придавая Королю Ночи сил. Какая неведомая магия связывала древнего монстра с алтарем, Джону было неведомо, но теперь он знал, чего выжидал, Король Ночи.
Он ждал, когда люди сами дадут ему столько сил, сколько потребуется. Ему пришлось ждать веками, даже тысячелетиями, прежде чем восстановить силы и начать готовиться к вторжению. Спешить ему было некуда, ведь в его распоряжении было все время мироздания. Кто знает, что он делал все это время. Быть может, спал. А может занимался одними ему ведомыми делами. Король Ночи терпеливо ждал, и его ожидание подошло к концу, когда алтарь до краев наполнился душами и силой, а на земли Вестероса обрушилась самая долгая и лютая зима со времен Долгой Ночи.