— Почему вы решили рассказать мне об этом?
— Честно говоря, я перестала тренироваться после смерти сына. Ведь не важно, насколько я была сильна, против болезни мне бы это не помогло. Мужа мне тоже не вернуть... Но для жителей деревни мне нужно быть сильной. Но не в плане воительницы. Как лидер... Потому рассказать всего никому почти не могу. Тем более, редко захаживают такие, как ты. Те, кто пережил что-то, что позволит поверить в мою историю...
— Много ли таких было?
— Всего ничего. До тебя захаживал бродяга с мечом в трости и свирелью за пазухой да одноглазый монах. Но только ты дослушал историю до конца, задав всего два вопроса. Я вижу по глазам, что в тебе есть интерес... Но ты не цепляешься к каждой мелочи и не связываешь мою историю со своим опытом... Пожалуй, пока что ты самый прилежный слушатель...
— Я рад это слышать. Во всяком случае, рад, что помог вам выпустить накопленное. Сдерживаемые чувства — самые разрушительные.
— Во всяком случае, это уже в прошлом. Сейчас мне нужно жить ради людей, что на меня полагаются, — Кизото потянулась, а после вздохнула, — так что хватит о прошлом, или я в конец растрогаюсь. Слезам такой женщины как я не место на плече молодого воина. Вместо этого лучше поделюсь своими знаниями.
— Постойте, Сора. Я хотел сказать, что искренне восхищаюсь вами. Вы прошли через ад, и все равно находите в себе силы улыбаться, вести людей и учить уму разуму молодых...
— Вот уж не ожидала, — та улыбнулась, — умеешь приятно удивлять. Так ещё и смелости хватило по имени меня назвать. Думаю, я прощу тебе лесть в начале нашего разговора.
— Неужели, никто такого прежде вам не говорил? — Я задал наивный вопрос, пришедший в голову из дурацкой новеллы от девственников для девственников, но мелкая сущность психолога ликовала во мне после.
— Местные говорят так за мои заслуги в руководстве... Но никто не знает моей истории полностью. Так что да. Кроме мужа никто. Я скучаю по нему... А ты, кажется, все больше хочешь увидеть мои слезы. Это жестоко, Дайнслейф.
— Сожалею о том, что заставил вас вспомнить об утрате. Но если это принесет вам облегчение, я обязан причинить эту боль.
— Говоришь совсем как лекарь. Тебе не в обиду, но ты меньше всех похож на воина из своей компании. Не считая, конечно, девчонки. Хотя, пусть подрастет, тогда можно будет сказать...
Кажется, мое прошлое студента-медика стало настолько очевидным, что даже сквозь образ из тела Ризадо и моего подвига, оно таки просочилось. В этот момент я не придумал ничего лучше, как сказать правду.
— Знаете, вы правы. Я на самом деле...
— Не нужно, — женщина прервала меня. — Наш уговор был другим. Я расскажу про прозрение, если ты послушаешь о боли этой старой женщины.
— Но вы вовсе не стары. Вы пережили многое, но не утратили молодости. Ни внешне, ни в глубине души. Будь это иначе, вы бы не взялись за копье...
— Я же сказала, не льстить мне, поганец, — меня схватили за палец, после чего потянули его явно не по направлению сгибания сустава, отчего я чуть было не завопил. — Или разозлюсь и выставлю тебя отсюда. Не говори о том, чего не знаешь.
Хват у Кизото был, что надо. Палец болел весьма сильно, а после вообще опух, что еле пролазил в перчатку.
— В общем, слушай. То, что ты ощутил от меня днем — ни что иное как Ци. Это жизненная энергия, и для человека она всегда нестабильна. Хочешь ты того или нет, твоё тело каждый раз будет зависеть от того, сколько тебе лет, что ты ел, сколько спал, как давно тренировался, размялся перед боем, долго тосковал или смеялся. Все это заставляет твою энергию меняться. Думаю, в бою ты почувствовал, как пользоваться ей, поскольку долгие тренировки заставляют тело направлять её неосознанно. Но после прозрения ты должен был понять, что это, и как оно связано с твоим телом.
— Так это была ци. Вот, значит, как она ощущается...
— Да. Этой энергией пользуются алхимики, маги, воины. В прочем, неосознанно её используют все живые существа. Просто просвещенные делают это куда более искусно. Маги именуют её маной, создают талисманы, амулеты, используют заклинания и проклятья. Алхимики, назвавшие её духовным огнём, направляют оную компонентов, дабы добиться нужного результата. Воины... Ты и сам знаешь. Заставь энергию течь в нужном направлении и выпусти — получится разрушительная бесформенная сила. Чтобы её обуздать необходимо боевое искусство.
— Сила без техники бесполезна. Так, выходит?
— Только дурак такое скажет. Техника повышает эффективность силы. Ты можешь поднять валун рычагом, но всегда найдется тот, кто сможет сделать это голыми руками. Но это не значит, что техника бесполезна. Как я и говорила, наши сестры с её помощью направляли ци владельца на него самого, из-за чего противники терпели поражения. Но как бы ты ни был искусен, твоя техника не защитит тебя от лавины.
— Значится, нужна сперва огромная сила, а после умение ей пользоваться?
— Именно так. Просто помни, что все есть сила, и все едино. Что бы то ни было, в основе твоя жизненная энергия. И у тебя её очень много. Но это не повод останавливаться на достигнутом. Так делают лишь самоуверенные идиоты, бросающие тренировки тела и оттачивающие исключительно технику. Сами того не понимая, эти горе-мастера теряют силы и превращаются в живые учебники для своих учеников, не годные ни на что, кроме как терзать молодых.
— Да уж... Все очевидно. Владей ты техникой в совершенстве, если нечему питать её, то она просто не реализуется... — как попытка запустить двигатель без топлива. Или проект без денег... Что-то меня понесло в грустные мысли уже моего прошлого...
— Именно так. Но и верить в абсолют этой силы не стоит. Она — твой инструмент. Техника точит его, тренировки тела его укрепляют... Но инструмент бесполезен в руках дикаря. Или лентяя. Или уверовавшего во всемогущество его молотка, ножовки или лопаты...
— В плане? — Я задал вопрос, поскольку не понял последнего.
— Вся сила сосредоточена здесь и здесь, — Кизото указала пальцем на мою голову и руки, — она не является нерушимым барьером вокруг тебя. Даже если ты станешь сильнейшим на континенте, это не означает, что не найдется придурка с отравленным кинжалом, который об этом не знает. Много мастеров погибло в боях. Но великих мастеров чаще находили заколотыми во сне. В свое время это породило паранойю, и все резко начали повышать свои навыки сенсорики. Правда, не всем помогло...
Да уж. Слушая все это, я осознал, что мир фантастических книг про мастеров боевых искусств мне нещадно врал. С другой стороны, все мы люди. Понятное дело, что если проткнуть нас мечом, то мы умрем. Как бы мы ни улучшали наши навыки, не совершенствовали оружие, броню, сколько бы ни полагались на магию или еще на что, нас это не изменит. Мы так и останемся мешками из кожи для костей, плоти и крови.
— Вот тебе совет. Выручал меня на войне, — Кизото продолжила, — если не можешь одолеть противника, просто убей его. Он ведь тоже человек. Если насадишь его на меч — он умрет. Тут разница в силе не имеет значения. Даже самые отпетые монахи стального тела уязвимы для клинка в момент, когда делают вдох и ослабляют бдительность. Концентрацию нельзя держать вечно. А без дыхания человек не может.
— Я скорее ожидал услышать такое от тануки, нежели от вас... Эта речь к лицу наемному убийце...
— На этом было основано искусства нашей школы. Иначе слабой женщине просто не выжить в бою против мужчины. Вы в любом случае будете сильнее нас. Что бы мы ни делали, нам не преодолеть пропасти между мужчиной и женщиной. Такова наша природа. Потому первая глава и разработала это учение. Она тоже видела духов, тоже чувствовала колебания ци. Потому её учение было не просто передовым. Оно опередило время, тщеславие мужланов с огромными мечами и нахальство всех, кто полагался лишь на свою силу и технику. Не знаю ни себя, ни противника, ты точно проиграешь. Зная только себя или своего врага, за каждую победу будешь платить поражением. Но если знаешь и себя, и противника — ты не оставишь ему и шанса. Так учили нас.
Глава 12 Смерть и рождение
Я уловил нотки философии из книги «Искусство войны». В своё время Я её та ки не прочитал, но был наслышан о том, что написанное там актуально по сей день. Жалею, что упустил такой шанс, но уже поздно. В этом мире таких точно нет.