Герцог обдумывал все возможности не торопясь. Он не обращал внимания на то, что гвардейцы переминаются из-за жары и что лицо Эллика потемнело от стыда – и, возможно, от гнева. Он смотрел на Старшего. Если съесть больное животное, можно самому заболеть. Однако больное животное можно вылечить – и тогда оно снова станет полезным. Жизненные силы Старшего казались немалыми, возможно, его удастся исцелить.
Заботу о Старшем следует поручить Кассим. Среди его женщин ее умение целительницы было признанным – и к тому же это поможет держать Эллика в подвешенном состоянии. Сейчас дочь надежно заперта и изолирована. Она ежедневно шлет отцу послания, спрашивая, чем она заслужила подобное обращение. Герцог ни на одно из них не ответил. Чем меньше она будет знать, тем меньше у нее будет оружия против него. Старшего надо будет изолировать, чтобы надежно защитить и сохранить только для собственного употребления. Герцог не собирался поручать его заботам своих неумех-лекарей. Им не удалось вылечить его самого – зачем давать им возможность усугубить болезнь этого существа? Просто позавидовав тому, что канцлер смог предоставить герцогу то, чего не смогли дать они сами, они способны будут отравить человека-дракона.
Он удовлетворенно кивнул собственным мыслям: картина складывалась. Он был чрезвычайно доволен своим планом. Старшего будет выхаживать Кассим. Герцог даст ей знать, что если она его излечит, то сможет получить свободу. А если ее подопечный умрет… он предоставит ей самой воображать последствия такой неудачи. Пока же он не станет пить кровь этого создания. А если Старшего не удастся оздоровить настолько, чтобы он стал источником пищи, тогда останется возможность обменять его на то, что необходимо. Человек-дракон дал понять, что сородичи его ценят. Герцог откинулся на троне, обнаружил, что его выпирающим костям удобнее не стало, и снова ссутулился. И все это время сбитое с ног жалкое создание непокорно взирало на него, а Эллик кипел.
«Довольно этого. Будь решителен. Или хотя бы производи такое впечатление».
– Приведите начальника тюрьмы, – приказал герцог. Гвардейцы дернулись было выполнять распоряжение, но он поднял палец и дал понять, что это будет поручено Эллику. – Когда он придет, я поговорю с ним и объясню, чтобы этого Старшего держали вместе с моим вторым особым пленником и обращались с ним так же мягко. Думаю, что со временем он восстановит свое здоровье и будет очень полезен. Ты, мой достойный канцлер, сможешь сопроводить его и удостовериться в том, что его разместят в тепле и с удобством и будут кормить хорошей едой.
Он подождал мгновение, давая Эллику возможность испугаться того, что герцог просто заберет экзотический подарок и ничем его не вознаградит. Заметив, что искры гнева начинают разгораться, он заговорил снова:
– И я объявлю начальнику тюрьмы, что ты будешь иметь право навещать обоих моих заключенных, когда пожелаешь. Кажется справедливым даровать тебе некую привилегию. Доступ к тому, что со временем станет твоим. Как ты считаешь, канцлер: это справедливо?
Эллик встретился с герцогом взглядом, и постепенно в его глазах появилось понимание.
– Это более чем справедливо, блистательный. Я приведу его немедленно. – Он дернул было за цепь своего пленника, но герцог покачал головой.
– Оставь человека-дракона здесь, пока будешь ходить за тюремщиком. При мне моя охрана – думаю, мне нечего бояться со стороны этого скелета.
По лицу канцлера промелькнула тень беспокойства, но он только глубоко поклонился и, медленно пятясь, покинул – помещение. Герцог продолжил рассматривать свою добычу. Судя по виду Старшего, над ним особо не измывались. Наверное, он немного оголодал – а блекнущие синяки свидетельствовали о побоях. Однако никаких признаков инфицированных ран не было заметно.