Я остановился, вдыхая пряный и тяжелый воздух и пытаясь в колыхающейся под музыку смеси человеческих тел, дыма и неровного света рассмотреть хоть что-нибудь. Людей собралось пока не особенно много, но они двигались непрерывно, создавая иллюзию монолитной непроницаемой массы. Разноцветная дымка нежно обвивала тела, прятала лица и фигуры, рвалась кисеей, стелилась под ногами.
У дальней стены, раскрашенной светящимися красками, приподнялась тоненькая фигурка, призывно махнувшая мне рукой, и я, как ледокол, врезался в океан танцующих, стремясь добраться до противоположного берега по максимально короткой траектории. Плечом пробивая себе путь, я старался прикрыть защищающей ладонью букетик. И мне это удалось.
Темноволосая девушка взглянула на мерцающие в полутьме цветы как-то странно.
— О… Спасибо, — она погладила пальцами пушистые колокольчики, коснулась губами. — Спасибо…
Звали девушку Янна.
Чужое веселье, резкие голоса, танец теней оплывали где-то за гранью восприятия, как оплывает и беззвучно стекает воск вокруг огонька свечи. А огонек трепещет, беспокойно дрожит, слепит и обжигает, если прикоснуться; рождает зыбкие обманные тени, тревожит, напоминая… Как угнездившаяся в сознании боль. Как отрава, проникшая в кровь. И так и не законченная мелодия незримо подхватывает и невесомо кружит исковерканные крылья деревянной птицы, обращая в живого, сильного, вновь стремящегося вверх дракона…
— Ты слышишь? — голос Янны заставил меня встрепенуться. — Ты меня хотя бы слушаешь?
— Что? Конечно…
— О чем ты думаешь? — устало спросила девушка, заглядывая в глаза. — Впрочем, что это я… Итак, ясно… Ты и твой дракон… Всегда дракон!
— Янна…
— Не могу больше, — едва слышно отозвалась она, опуская взгляд к нервно подрагивающим, переплетенным пальцам. — Вы — нелюди. Вы помешаны на своих драконах. Вы обвенчаны с ними. Вы спите с ними, и даже во сне видите только их. Они владеют вами, и только сумасшедшая осмелится встать между всадником и его крылатым чудищем…
Янна умолкла, покусывая губы. Рваный свет бросал на ее бледное напряженное лицо резкие тени, делавшие ее старше и прекраснее. Такой она будет лет через пять, когда хрупкость восемнадцатилетней осыплется первоцветом, сменившись зрелостью восхитительной женщины…
— Ну, что ты молчишь? — спросила она, не поднимая глаз. — Ждешь разрешения своего страшилища?..
Я неопределенно повел плечами. Спорить мне не хотелось, оправдываться тем более. Я понимал, чего ожидает от меня Янна, но упорно молчал, рассматривая столешницу, покрытую радужными узорами.
— Ты не можешь изменить дракону даже со мной?.. — голос ее звучал едва слышно, но шквалу музыки не удалось заглушить недоумевающей горечи вопроса.
Она ждала ответа, но так и не дождавшись резко встала, развернулась и ушла. Я, не оглядываясь, ощущал, что Янна до самого последнего момента надеялась, что я окликну ее, позову, верну. И знала, что этого не произойдет.
«Я не в силах изменить дракону, даже ради тебя, потому что в таком случае, я изменю себе…» — жгли несказанные и ненужные слова. Я, не отрываясь, глядел на букетик забытых на столе колокольчиков. Светящиеся цветы меркли, гасли, ссыхались, пока не рассыпались горсткой серого праха. Сердце ныло томительно и зло.
Дракон молчал с презрительным самодовольным сочувствием. Он снова победил.
Музыка нахлынула, обняла, поволокла живой, теплой волной. Не хотелось рассуждать, беспокоиться или злиться. Только слушать, прикрыв глаза.
Напиться, что ли?
— Привет! — на плечи опустились легкие руки. — Как я рада тебя видеть!..
— Мы расстались только утром, — отозвался я, снизу вверх глянув в сияющее лицо взбудораженной Джеанны. — Неужели соскучилась?
— Ты почему один, а где… — Взгляд зеленых глаз упал на почерневшие цветы. — А… Ясно… Тогда пойдем, — требовательно позвала она, хватая меня за руку. — Нечего тебе здесь киснуть…
— Джеанна, я не…
Но она уже вытащила меня из-за стола и поволокла куда-то, напористо, как муравей и столь же бесцеремонно. Люди послушно расступались перед ней, глядя вслед, кто с восхищением, а кто и с завистью. Джеанна, безусловно, стоила того, чтобы любоваться ею: стремительная, грациозная, опасная, как змея, она обладала змеиным же чарующим взглядом пронзительно-зеленых глаз. Злые языки утверждали, что сердце у нее тоже змеиное, или в лучшем случае стальное, о чем говорила серебристая пластинка, нашитая слева на груди каждого костюма девушки. Но кто станет слушать досужую болтовню?
Меня тоже рассматривали с любопытством. Гостем в «Мышеловке» я был нечастым, но меня узнавали. Птенцы все до единого привлекали внимание, что уж говорить о длинном парне со слишком смуглой для северян кожей и слишком светлыми для южан глазами, тем более, что имя этого парня стоит вторым в списке Гнезда…
В углу, куда приволокла меня Джеанна, собралась большая компания. Наше появление приветствовали буйным и искренним весельем. Пока я, заметивший несколько знакомых лиц, здоровался, доброхоты с непрошеным энтузиазмом организовали импровизированное действо. Джеанна и я обернуться не успели, как уже вся «Мышеловка» требовала представления. Местные, заметно уставшие музыканты, активно присоединились к остальным, радуясь передышке.
Джеанна, вопреки своей обычной манере, не стала отнекиваться и кокетничать, а просто вспрыгнула на сцену. Я замешкался, не слишком обрадованный поворотом событий, но потом, махнув безразлично рукой, двинулся вслед за девушкой. Выбрав один из протянутых музыкантами инструментов, я устроился на стуле за спиной Джеанны. Я не особенно любил подобные концерты, но сейчас привычное занятие несло облегчение и защищало от необходимости общаться с другими, натянуто улыбаться и отвечать на бестолковые вопросы.
Джеанна оглянулась на мгновение, обменявшись со мной взглядом. Зеленые глаза сняли. Пляшущие, живые огни рампы очертили ее изящную фигурку ослепительно пылающим контуром, украсили растрепанные светлые волосы золотыми искрами, поселили теплого светлячка в холодную серебряную пластинку на груди.
Я опустил взгляд. Мне не хотелось видеть, как легкий силуэт накрывает темная, зыбкая тень, излучающая мощь и власть. Драконы проснулись и прислушивались. Драконы ждали и предвкушали.
Пальцы тронули струны легко, уверенно…
…Темнота вспухала, заливала вселенную, но временами расползалась клочьями, растекалась, таяла, сменяясь кратковременными вспышками яркого света. Свет выхватывал то зал, полный бледных лиц, не спускающих глаз со сцены, то слегка озадаченный взгляд Джеанны, то плеск огня в чашах-рампах вокруг, то колыхание декоративных блестящих фонарей вверху… Потом все смазывалось, становилось радужной кляксой на поверхности жирной черноты… И снова лица, лица, лица, околдованные, завороженные звуком и ритмом, забывшие обо всем на свете…
Увлечь, увести за собой, покорить своим умением — вот чего требует драконья кровь. Она алчна. Она не способна насыщать саму себя. Ей жизненно необходимо признание, восхищение или даже ненависть, но только не безразличие. Дракон жаждет власти над самим собой, над своим владельцем, над всем миром, Дракон не белая мышка в клетке, не тайная страстишка, стыдливо укрытая от посторонних; его нельзя лелеять тайком, он хочет свободы и власти и, если его не погубят, он непременно добьется воплощения своего неотъемлемого права.
Чужие взгляды, как крюки зацепили и держат намертво.
«…давай еще! Веселее! Захватистее!.. Жги, музыкант!.. Еще, еще, еще!..»
И уже неясно, кто кого ведет. Я — их или они — меня. Волокут за собой, как на аркане, своей неуемной и беспощадной жаждой. Заставляя подыгрывать безумным пляскам. Рвать по живому мелодии, чтобы создать феерических и сиюминутных паяцев, для развлечения и увеселения потных, раскрасневшихся, оскаленных… Которым бы попроще и повеселее.
Бьется протестующе разгневанный дракон…