Мальчик обвил руками шею матери, всхлипнув жалобно, по-детски, как и положено шестилетнему. Мать прижала его к себе, крепко, прощаясь, зная, что все уже решено. Осталось только вернуться в дом и поискать припрятанный клочок с именем. Того самого горожанина, что приезжал недавно. Может, и верно, так будет лучше для всех… Вот только сердце болит.
Женщина поднялась, по-прежнему прижимая сына к себе, не замечая привычного стенания спины, и повернулась, намереваясь отнести плачущего мальчика в дом, когда что-то темное зацепило ее взгляд. Словно мелькнула гигантская, смутная тень. Наклонилась над ними, заслонив небо. Всмотрелась пристально, равнодушно, оценивающе… Зашелестели деревья, осыпая сухой снег с ветвей, когда тень прошла рядом, незримая, но ощутимо мощная. Мальчик встрепенулся, взглянул куда-то смутным взором, прошептал невнятно: «Мам, это дракон?..»
Женщина не ответила. Ей хотелось бежать, но она заставила себя идти к крыльцу почти спокойно, не сбиваясь и не спотыкаясь, чувствуя спиной иную силу, которая, вроде бы, сгинула, едва ее нога нащупала первую ступеньку. Но так только кажется…
Второй день Праздника.
— Кир, куда ты? А репетиция?..
Возглас понесся следом, истаивая и теряясь бесследно.
Все еще живо помня реакцию дракона на успешную попытку воспользоваться его услугами в качестве транспортного средства и соблюдая негласный, но отныне навсегда нерушимый договор никогда не повторять ничего подобного, я увел из конюшни Гнезда лошадь.
… Прискорбно, но я не так много знаю об изнанке нашего города. Чаще всего обитая на улицах центральных, а на окраины заглядывая мельком, не имеешь понятия, что обратная сторона иных фасадов — крива, плохо чищена и неухожена. Или имеешь, но не думаешь об этом, пока не натыкаешься воочию.
Разноцветный театр оказалось найти нелегко, потому что был он мал и незнаменит, а поэтому пришлось изрядно попетлять по узким улочкам и мелким площадям в поисках верного направления. И насмотреться удалось вдоволь.
Обогнув старинный дом, сложенный из зернистого камня, который с фасада кичился искрящимися на свету поверхностями, я обнаружил, что с другой стороны он тускл и дряхл. И его обитателям то ли некогда, то ли лень, а то ли не на что обновить красоту камня.
Между прочим, всякая мелкая нечисть, что селится на окраинах города в откровенных трущобах, как умеет заботится даже о своих жалких хибарах. И иная лачуга — заплата на заплате, но расписана, ухожена и отремонтирована получше всяких хором. О чем это говорит? Да ни о чем, наверное… Или о многом.
Очередной поворот вывел меня на небольшую площадь, вымощенную желтыми, красными и голубыми кирпичами, в конце которой размещалось небольшое, слегка приплюснутое здание, вдобавок прихлопнутое великоватой крышей, как гриб — шляпкой.
Странное ощущение возникло у меня, когда я стал наискосок пересекать маленькую площадь… Неуютное. Я не сразу понял, в чем дело. И лишь уже почти у самого здания Театра сообразил — площадь была пустынна, но при это казалась неприятно оживленной. Присутствие других людей ощущалось почти болезненно, однако никого, кроме нескольких человек перед Театром, в пределах видимости не было… И еще: почти все окна домов, выходящих на площадь, закрывали ставни или, по крайней мере, занавески.
На крыльце здания, словно замерзшие птицы, нахохлившись сидели люди — человек двадцать. Кое-кто лелеял в озябших ладонях чаши, исходящие белесым паром. Кое-кто кутался в нарочито бутафорские плащи — надо думать, из костюмерной Театра,
Привязав утомившегося коня с сторонке, я поднялся по ступеням, машинально прочитав витиеватую, потемневшую от времени, вывеску над парадным входом: «Разноцветный театр. Мы рады любым краскам жизни» и поочередно подергал все доступные двери. Ни одна не открылась.
Сидевшие на ступеньках люди молча и неотрывно наблюдали за моими действиями.
— Ищете кого, молодой господин? — откуда-то незаметно возникла хрупкая старушка, в пушистой шали, на брошенной поверх пальто.
— Да… Знакомую. Она актриса в этом…
— Напрасно тратите время, молодой господин, — сказала старушка, тиская тонкими, угловатыми, как веточки пальцами кисти своей шали. — Тут уже нет никаких актрис.
Люди на ступеньках не вмешивались, но не спускали с нас глаз. Мне показалось, или у того толстяка, что сидит возле колонны, длиннющий посох у ног вовсе не бутафорский? Явно тяжелый, с металлическим навершием и окованным железом острием.
— А куда делись? — спросил я, невольно косясь на безмолвствующих свидетелей и ощущая себя участником какого-то загадочного действа.
— Да кто куда… Театр-то закрыли. Я присматривать приставлена городским Советом, — подала старушка следующую реплику.
— Что, совсем пустует?
— Никаких преставлений с прошлой осени, — уклончиво, но с некоторым вызовом сообщила она. Почему-то немедленно захотелось ей не поверить. Очень может быть, что он почувствовала это, потому что добавила сердито: — А если и вы пришли чего сжечь или разгромить, то знайте, Театр охраняется волхами и вандализма допустить никто не позволит!
— Сжечь? — озадачился я, но она, сочтя тему исчерпанной, зашаркала прочь, придерживая свою шаль.
— Вас что-то удивляет, юноша? — неприятным голосом осведомился белобрысый тип, восседавший на деревянном ящике, оклеенном блестками — когда-то давно ящик наверняка служил волшебным ларцом. — Вам что-то не понятно?
— Да, — медленно отозвался я, испытывая неодолимое желание прислониться спиной к стене, чтобы хотя бы с тыла ощущать уверенность. Уж очень недобрыми и оценивающими стали взоры находившихся вокруг людей. — Я ищу одну девушку. Мне сказали, что она может быть актрисой из этого Театра… — Особых причин скрывать правду я не видел. Но после этой искренности нечто в глазах окружающих еще больше оледенело.
— Это для поисков неведомой девушки вы обзавелись эдакой компанией? — полюбопытствовал сумрачно все тот же белобрысый человек. — Или тоже любите представления давать при полном зрительном зале?
— Какую еще компанию? — удивился я, и машинально проследил за направлением указующего кивка собеседника.
И заметил, наконец, людей. Много. Слишком много… Словно десятки сверкающих бусин, раскатившихся по щелям, из приоткрытых окон, из-за углов и деревьев, из дверей подъездов поблескивали внимательные глаза наблюдателей, Темнели силуэты стоящих группками и по одиночке горожан. Притихшая площадь, словно живой паутиной, была оплетена взглядами…
Так вот что казалось странным несколько минут назад. И вот откуда это мерзкое ощущение незримого присутствия других на пустой площади.
Белобрысый, впрочем, указал не на всех сразу, а на компанию угрюмого вида людей, примостившихся возле ворот склера напротив. Опушенные зеленью кустарники их почти скрывали, но происходящее там копошение навевало тревогу своей неявной деловитостью.
— С чего вы взяли, что это моя компания? — возмутился я.
— Нет, нет, Жан, — вмешался внезапно толстяк с посохом, тяжело поднимаясь, отдуваясь и указывая концом своей палки в небеса: — Компания этого молодого человека вон там… Я ведь не ошибаюсь, вы Кир-Музыкант? Я видел вас как-то…
— Не ошибаетесь, — отозвался я. — Но я пришел один. И плохо понимаю о каких компаниях идет речь.
— Позвольте вам не поверить, — все так же нелюбезно огрызнулся Белобрысый. — Ни один Птенец не ходит без сопровождения дракона.
— И что? — слегка раздражаясь, осведомился я. — Вы же тоже не ходите без своей головы.
— Погодите, погодите, — миролюбиво произнес толстяк. — Похоже, возникло, небольшое недоразумение… Видите ли, вчера произошли некие события, свидетелем которых вы, возможно, тоже были…
— Несколько дурачков подставили других, — вставил мрачно Белобрысый.
— … и теперь мы принимаем нежеланных гостей, — закончил толстяк, мельком недовольно сгримасничав. — Из вашего стана мы тоже ждали кого-нибудь. И подумали, что именно вы…
— Нет, — отозвался я, — Я сам по себе. По личному делу.