Никс немного смущенно пошарил глазами по комнате. Этта поморщилась. Обрывки этой истории она слыхала пару раз, но вдаваться в подробности водяной, по большей части, старательно избегал:
– Киэнн, да? Сильно тебе тогда от него досталось?
Нёлди вновь с готовностью отмахнулся:
– Да не только он. Ладно, дело былое, кто помянет… В общем, я делаю вид, что это – милая шутка, но настойчиво так намекаю, что меня это не возбуждает. Она, вроде как, соглашается, весело так подпрыгивает, начинает танцевать на кровати, по ходу стягивая с себя трусики. Потом, как бы играючи, бросает их мне в лицо. А через мгновение уже снова сидит у меня на груди, как суккуб и этот проклятый нож с длинной ручкой – у самого моего горла!
Этта снова кивнула, подтверждая:
– Это атам. Она – викканка.
Грустный никс подозрительно покосился на нее:
– Не знаю, что это такое. Но хмель с меня, знаешь ли, сразу слетел. Швырнуть бы ее через всю комнату, если бы не эта рубашка наизнанку…
– Что, на самом деле защищает? – изумленно переспросила Эйтлинн. За четыре года пребывания в Маг Мэлле, ей так и не довелось удостовериться в обоснованности этих старинных человеческих поверий.
Никс кивнул:
– Защищает, будь здоров. Ни фига не могу поделать! Думаю: «Вот ты и влип, Нёлди!» Но виду пока не подаю. Она тут: «Будешь послушным эльфиком – и я не продырявлю твою хорошенькую шейку!» Ну, я все еще надеюсь, что это у нее сексуальные игры такие и, стараясь говорить побеспечнее, спрашиваю: «Шутишь, лапуля? В каком месте я – эльф?» А она мне: «Вот сейчас и проверим в каком». В общем, мне страшно, проклятое лезвие жжет нестерпимо, и я, как дурак, думаю: ну ладно, если она так хочет меня связать, может, пускай уже сделает. И вот тут-то эти самые наручники на мне и защелкиваются. Боль просто дикая, я ору благим матом и, кажется, на несколько секунд вырубаюсь. Может, и не секунд… Да, она наверняка куда-то отходила, пока я был в отключке, зажигала эти свои…
Никс с отвращением покривился:
– ...благовония... потому что, когда я пришел в себя, там все воняло полынью, руки мои были прикованы к спинке кровати и по-прежнему горели огнем, а эта проклятая ведьма стояла надо мной и довольно смотрела, как я рву легкие, откашливаясь, и извиваюсь в конвульсиях. «Не нравится, – говорит, – эльфик?» «Я не эльф! – хриплю я ей в ответ. – Ты меня с кем-то перепутала!» И тут она мне доходчиво так поясняет, что ничего она не путала, что я ее… отымел лет шесть тому назад, в моем классическом стиле, и вышвырнул обратно в Сенмаг. А она, значит, с тех пор меня и поджидала. Готовилась. Гримуары всякие там штудировала. И что сейчас она проверит, насколько мне нравится прикосновение холодного металла в интимных местах. И извлекает из своего ящика такое, от чего у меня просто волосы на заднице дыбом встали! Видал я, знаешь, извращенцев всех мастей, но это…
Он снова поморщился, переводя дыхание.
– Вот тут я срываюсь и начинаю орать… Хотя, кого я пытаюсь обмануть? – скорей уж скулить. «Чего ты хочешь? – говорю. – Я все сделаю». Она заинтересованно смотрит на меня: «А что ты умеешь?» «Воровать умею очень хорошо. Могу принести тебе столько денег, сколько пожелаешь». Она говорит: «Убогое предложение. Как насчет вечной молодости?» «Этого не могу, – говорю. – Нет такого способа». Она на меня скалится: «А если я буду очень убедительна?» – И эту свою жуткую хренотень поглаживает. «Не могу, – ору я. – Хоть убей, не могу! Бессмертие только в Маг Мэлле бывает!» «Где-где?» «В мире эльфов, – поясняю. – Там, где мы были в прошлый раз». И тут сам себе думаю: если она согласится идти со мной в Маг Мэлл – там я уж каким-либо способом от нее избавлюсь! И торопливо так предлагаю: «Хочешь, заберу тебя туда?» Но не на ту дуру напал. Она задумчиво меня разглядывает, разглядывает, потом берет ножницы и состригает мне все волосы под корень. И в свой мешочек нагрудный прячет. «Я подумаю, – говорит, – посовещаюсь с…» – Как там она сказала? С Конаном, с Корвином…
– С ковеном, – с уверенностью перебила Эйтлинн. – Это их ведьминское сообщество.
– А ты откуда знаешь? – удивился никс.
– Интересовалась, – уклончиво ответила она.
Нёлди озадаченно хмыкнул, но вернулся к своему повествованию:
– Ну вот, значит, говорит, что с кем-то там посоветуется и явно собирается уходить. Тут я реву белугой, что если она оставит меня здесь без воды больше, чем на двенадцать часов – то по возвращении может найти высохшую мумию. Она какое-то время медлит в нерешительности, потом опять берет свой поганый нож, высвобождает мне одно запястье и волочет меня в ванную. Приковывает к железному поручню и чуточку откручивает кран, так, чтобы вода едва капала. Потом выходит на минутку и возвращается с целым букетом полыни. «Наслаждайся! – говорит. И швыряет его в меня. Потом закрывает за собой дверь и уходит.
Никс нервно потянул руку, пытаясь почесать одну из ранок-проколов. Этта легонечко ударила его по пальцам:
– Не сметь!
Потом сочувственно взглянула:
– Это тоже она тебя так разукрасила?
– Угу, – кивнул он. – Она вернулась только сегодня утром. Причем в дикой ярости. «Провести меня хотел, поганая эльфийская задница! Я тебя мигом усмирю, бычок подводный, ты у меня на коротком поводке ходить будешь!» И вот тогда начался этот кошмар. Все, что было до того, уже казалось мне лишь небольшой репетицией, разминкой перед марафоном. Она колола, колола и колола, и в каждую рану продевала по стальному кольцу. Я сорвал голос орать, тело точно разрывало в клочья, выжигало тысячами раскаленных углей, от которых никак не избавиться, совершенно никак! А потом, я, кажется, просто перестал что-либо соображать. Была только бесконечная боль без источника, боль отовсюду, и казалось – так и должно быть, так было всегда и так всегда будет…
Ах да! Чуть раньше, когда она только начала, я и послал вардогера. А потом очнулся здесь...
Этта погладила его стриженую макушку:
– Думаю, здесь ты в безопасности. Вряд ли она снова до тебя доберется.
Если все именно так, как он рассказал (а оснований сомневаться в этом у нее не было), к подмене он точно никакого отношения не имеет. И даже наверняка не знает о ней.
Никс, чуть успокоившись, с видом выполненного долга, вытянулся на постели:
– И почему я их не топил? – уже довольно сонно проворчал он. – Как всякий уважающий себя водяной… Сделал дело – концы в воду…
Этта накрыла его одеялом, с легким упреком покачивая головой:
– Мерзавец ты, Нёлди! Поделом тебе!
Потом задумчиво поглядела на край постели:
– Подвинься, что ли. Третьей кровати тут точно нет.
***
От заправочной станции вниз и направо. Вход со двора. Банальная до оскомины вывеска: «Тайский массаж и релаксация». Шито белыми нитками.
– Вечер добрый!
Антураж вполне на высоте. С одного-двух намеков запросто пускают за кулисы. Девочки затравленно жмутся к стенке, смотрят в пол. Большей частью тайки, но есть и несколько белых. Многим на вид лет по пятнадцать…
– А массаж они действительно делать умеют?
Низкорослый азиат смотрит на него как на сумасшедшего: ты для чего сюда пришел, фаранг?
– Есть пару девушек…
Лучше бы спросить что-нибудь другое, пока не выгнали. Любопытно, а где их держат?
– Помладше нет?
Кивок секьюрити и откуда-то снизу выводят еще двоих, лет по двенадцать самое большее. Два охранника и сутенер-распорядитель. Похоже, здесь больше никого нет. Неплохо бы, конечно, удостовериться – больше двух целей держать уже тяжело. Ну да можно рискнуть.
– Они по-английски понимают?
Еще один безумный взгляд: ты что с ними, говорить собрался?
– Немного…
Ну да, к чему им это. Есть язык боли, язык насилия. Его понимают все. Вот на нем мы с тобой сейчас и поговорим, маленький Аль Капоне.