«Ну, будь же благоразумна, Этт! Довольно с нас тех глупостей, что успел наделать я!» – внутренне умолял ее он. Казалось, Эйтлинн сдалась. Она задумчиво присела на ручку кресла и, прикусив губу, принялась разглядывать покрытые свежим лаком ногти.
– То есть ты хочешь пойти и попробовать разговорить ее полюбовно? – она с нажимом выделила последнее слово. – А тебя она, что ли, не почует?
– Я – почти человек.
– А что с твоим хладным трупом делать прикажешь?
– Ну, вряд ли до этого дело дойдет… – он поймал очередной вопросительный взгляд и нехотя продолжил: – Это – довольно приличное место и она похожа на постоянную. Как думаешь, долго бы она там продержалась, если бы каждого ее клиента выносили оттуда мертвым и обескровленным?
– Тебе видней.
Этта поднялась, подошла к столику и пошарила в груде металла, который она сняла с бедолаги Нёлди. Пожалуй, это подойдет. Рассказать кому – не поверят! Она всерьез намерена отпустить его туда? – Да, но уж по крайне мере не безоружным. Ха, а ведь довольно символично! Она обернулась к Киэнну:
– Руку давай.
Подменыш инстинктивно дернулся, во взгляде мелькнуло что-то затравленно-испуганное – как израненный волчонок при виде капкана. Однако тут же пересилил себя и протянул ей раскрытую ладонь. Этта натянула простенькое стальное кольцо ему на палец. Безымянный. Все, как положено.
Киэнн скривился:
– Обручалки обычно из золота делают. В крайнем случае, из серебра.
– А у тебя будет из стали, – ни на секунду не смутилась фоморка.
– Жжется, – снова поморщился он.
Этта смерила его недоверчиво-насмешливым взглядом:
– Ты же – почти человек?
– Все равно жжется.
– Потерпишь.
Она на минуту скрылась за дверями спальни и вернулась с тремя сотнями американских долларов в руках:
– Твои фокусы на глейстиг не подействуют, так что держи.
Полуэльф одарил ее восхищенной улыбкой:
– Ты – золотая женщина, Этт!
– Я знаю, – кивнула она. – Телефон включи, Джеймс Бонд. И, сделай милость, хоть иногда отвечай на звонки!
***
Она была единственной среди танцовщиц, носившей эти высоченные черные лаковые ботфорты вместо ажурных чулок и туфелек. Ну, еще бы! Во всем прочем глейстиг казалась обычной девушкой. Хотя нет, еще эта подчеркнутая бледность и кроваво-алый рот. Но это уже имидж. И черный лак на пятисантиметровых ногтях в придачу. Лак! Глейстиг, зачем красить черным то, что черно от рождения? Когда он выбрал ее, она жеманно склонила свою хорошенькую головку с гладко зачесанными назад гагатовыми волосиками ему на плечо и, настойчиво прижавшись к груди твердыми, как две иголочки, сосками, томно прошептала на ухо:
– Хочешь, я подарю тебе бессмертие?
Киэнн с трудом сдержал улыбку и с радостью подыграл юной актрисе:
– Поцелуй вампира? – О да, малышка!
Бессмертие, говоришь… Знала бы ты, кому его предлагаешь! Однако, надо признать, она блестяще играла на очередной придури этого свихнувшегося мира.
Он честно оплатил ритуальный танец (ну хоть кто-то в этом чертовом заведении действительно умел танцевать!) и сделал недвусмысленный намек о продолжении. Она отлучилась на минутку (правила он знал на отлично) и кокетливо поманила его хищным заостренным пальчиком. Забавно, что они не знают друг друга…
– Как тебя звать?
Соврет.
– Дженни.
– Это твое настоящее имя?
Глейстиг распахнула на него непонимающий взгляд бездонных глаз. Вот чертовка! Но я проведу тебя на твоей же мякине!
– Ну, ты же не обычный человек. Ты – вампир, дитя ночи, царица бессмертных. Это не может быть твоим истинным именем! – с наивным пафосом, слагал ей оду подменыш.
Она гордо вздернула голову:
– Грана.
Теперь, похоже, не солгала.
Золотые колечки плюшевой шторы, спотыкаясь, поползли навстречу своим не побеспокоенным собратьям, уютный пурпур привычно отделил их индивидуальное пространство от безумного мелькания снаружи. Они зовут это «приватным танцем». Ну что ж, потанцуем, маленькая шлюшка!
Язык, горячий и шершавый – твои клиенты и впрямь мазохисты, детка! Дыхание ровное и едва слышное – для мертвячки сойдет. Свои ботфорты она снимать наверняка не станет – ну, в этом мире полно обувных фетишистов. Только не терять голову! А ведь она и вправду хороша… Горечь терна, пряный запах тимьяна, мед белых яблонь Маг Мэлла… Жадные губы цвета горячей крови… Холодный мрамор, оживший под резцом Пигмалиона… Омут, хмельной, бездонный, беспощадный… Неземное, дурманящей волной растекающееся по венам блаженство…
Не танцуй с глейстиг, мать твою! Чему тебя учили, Дэ Данаан?
Она прошлась острыми, как бритва, когтями по его обнаженной груди, оставив четыре глубокие бороздки, и припала колючим липким языком к открывшимся ранам. Боль резко отрезвила рассудок. Киэнн стряхнул остатки наваждения.
– Как не аутентично, глейстиг! Могла бы хоть к стоматологу сходить, клыки нарастить. Или до меня никто не жаловался?
В удивленных глазах мелькнул испуг, такой искренний, почти детский. Полуэльф яростно сжал ее прозрачно-белые запястья, исчерченные нежно-голубой сеточкой, и старательно отвел жутковатое оружие подальше от собственного тела. Тонкий ободок стали, коснувшись, обжег кожу вампирки до сизого дыма. Глейстиг пронзительно вскрикнула и рванулась в сторону, пытаясь освободиться. Ну уж нет, голубушка, справиться с тобой у меня силы хватит! Голос предательски выдал дрожь:
– Я буду кричать.
– Ты же уже пробовала. Между нами и клубом – стена безмолвия, кричи, сколько влезет, глейстиг.
Она судорожно сглотнула:
– Кто ты такой?
– Дэ Данаан.
Вампирка выразительно вздрогнула, точно заточенный осиновый кол вошел в ее черное сердце.
– Убьешь меня?
Киэнн холодно усмехнулся:
– Пока это не входило в мои планы. А у меня есть основания?
Две черных жемчужины в серебристой оправе ресниц изумленно округлились. Ах, ну да, она подняла на него руку. Этого уже более чем достаточно. Интересно, тебе хоть вкусно было, глейстиг? Надеюсь, ты не отравилась?
– Что ты здесь делаешь, Грана?
Пленная фейри морщилась от боли – стальное кольцо все еще вгрызалось в нежный фарфор ее хрупкого молочного тела:
– А разве не видно?
– Видно, – терпеливо кивнул Дэ Данаан. – Но, если ты не в курсе, на вопросы короля нужно отвечать.
Глейстиг виновато потупилась:
– Кормлюсь.
– Почему не в Маг Мэлле?
Она помедлила с ответом и как-то деланно оскалилась:
– Людская кровь слаще!
Плохо врешь, глейстиг, совсем никуда не годится! Дать тебе пару уроков на досуге?
– А не потому, что в Маг Мэлле за такое можно и по роже схлопотать? А глупенькие людишки, небось, и рады подставляться, да?
Она лишь слабо кивнула и окончательно перестала дергаться, обреченно повиснув в его руках.
– Давно ты здесь?
– Четыре года, – пролепетала она.
Ну что ж, это многое объясняет. Ох, не по доброй воле ты торчишь здесь столько лет, фейри! В мире, где стареешь, подобно людям, теряешь магическую силу с каждым днем, с каждым новым утром…
– В ссылке?
– Да.
– За что?
Глейстиг молча подняла на него страдальческое лицо. Что-то смутно промелькнуло в его памяти… Нет, показалось… Или все же?..
– Баваан Ши! Три кровавых танцовщицы! Они здорово веселились в свое время, рано или поздно они должны были за это поплатиться! Ты – одна из них?
Глупость сморозил. Не было там такой. Но она как-то странно похожа… Глейстиг старательно мотнула головой, подтверждая его ошибку:
– Нет. Моя мать.
Киэнн ухмыльнулся:
– Тиллуна. Что с ней сталось?
Вампирка всхлипнула:
– Их казнили. Сожгли заживо. Всех троих. По приказу королевы. А я была еще слишком мала, чтобы…
Она снова хлюпнула носом:
– Меня отправили сюда. До совершеннолетия.