– Боюсь, такую магию умели создавать только эти четверо...
Маленькая рука привычно потянулась к серебристой плетке, брови разочарованно искривились. В глазах подменыша нарисовался дикий ужас:
– Лу, ну я ведь в самом деле так не умею! – Киэнн поспешил хоть как-то исправиться: – Но я знаю другого мага... шамана... – он осекся и, кажется, уже пожалел о сказанном, голос его совсем упал, знаменуя бездну отчаянья: – Если только этот шаман мне голову при встрече не откусит...
Этта внимательно посмотрела на бывшего правителя:
– А ему ты чем насолил?
Киэнн отвернулся:
– Не спрашивай.
Нервно покосился (вопросительный взгляд супруги никуда не исчез) и нехотя продолжил:
– Ну, избили его по моему приказу. До полусмерти, наверное. Не думаю, что он забыл...
Затем его глаза вдруг приобрели умоляюще-щенячье выражение:
– Этт, а может быть, ты с ним поговоришь? – Тебе он не откажет.
Этта хмыкнула и коварно усмехнулась:
– Ну, не обещаю, что я устою перед чарами великого Джима Моррисона...
Киэнн уставился на нее с искренним удивлением:
– А я на это и не рассчитываю!
Их взгляды пересеклись, как два кинжала: один – смущенный и подозрительный, второй – придирчивый и открытый. Владелец второго решительно продолжил:
– Да выброси же ты свою человеческую мораль на помойку, Этти! Она порождена боязнью венерических заболеваний и нежелательной беременности. – Здесь ни того, ни другого попросту нет!
Ах вот как! Признать откровенно, он уже давно и неоднократно намекал ей, что она ему ровным счетом ничего не должна и он не предъявляет на нее никаких прав собственности, но в открытую этот вопрос ранее не поднимался и Этта упрямо давала от ворот поворот и симпатичному настойчивому уриску, живущему по соседству, и частому визитеру Нёлди, не раз услужливо предлагавшему скрасить ее одиночество в отсутствие в очередной раз невесть куда запропастившегося мужа, и головокружительной Сиг, интерес и симпатия, которой быстро перешли хрупкую грань дружбы и верноподданичества. Однако прямо сейчас скорее складывалось впечатление, что бесцеремонный и весьма нечистый на руку полуэльф собирается откупиться ее телом от очередного греха собственного прошлого. Что Этта и не преминула ему сообщить.
Киэнн выразительно оскорбился:
– Кишки боггарта! Ты рехнулась? – Ты не моя вещь и я не могу тебя кому-либо дарить или продавать! Равно как и безраздельно владеть тобой – это унизительно, Этт, унизительно! Извини, но я никогда не мог понять, по какой причине паталогическое стремление беспрестанно ущемлять чью-либо свободу и, по сути, вытирать ноги о его чувство собственного достоинства считается легализированным правом «любящих» и неоспоримым свидетельством любви!
Он немного остыл и на секунду задумался:
– Хотя, конечно, тот, о ком мы говорим, как раз вполне может расценить это как откупную с моей стороны... Он ведь все-таки человек...
Решительно отмахнулся:
– Забудь! Я просто думал, что тебе может быть интересно.
Фоморка неуверенно изучала его взглядом исподлобья:
– Переспать с живой легендой рок-музыки? Кумиром поколения хиппи? Королем ящериц? – она вызывающе откинула назад голову: – Да, мне интересно!
***
Угольно-черный дрозд, отправленный на поиски «подменыша, который оборачивается ящером», вернулся с ответным посланием, и Этта отбыла на встречу. Вернулась она четверо суток спустя, смущенная, но довольная.
– Он согласен на переговоры. Однако прежде требует поединка.
Киэнн болезненно поморщился:
– Дуэль магов. – Я проиграю.
– Твой «оптимизм» меня всегда безмерно радовал! – осуждающе качнула головой она. – В любом случае, это не поединок насмерть.
Он мрачно кивнул:
– Угу, дуэль магов может быть и вовсе бескровной. Это даже не столько поединок, сколько состязание в искусстве трансформации. В котором я – полный профан.
Этта несколько недоуменно посмотрела на него:
– Ну и чем это чревато? Кроме ущемленного самолюбия?
Киэнн осклабился:
– Проигравший на год становится пленником обличья, которое выбрал для себя последним. – Кем ты меня предпочитаешь?
– Ну и по какому принципу определяется победитель? – фоморка уже не скрывала растущего раздражения. – Кому громче зрители хлопают?
Подменыш сделал страдальческое лицо школьного учителя, взирающего на беспросветного двоечника:
– Ты чего, сказок, что ли, не читала? – Противники меняют облик, принимая форму любых существующих или вымышленных тварей, стремясь при этом уничтожить друг друга: не важно, физически или морально. Унизить, заклеймить, изуродовать… Тупо покрыть, в конце концов. И, в идеале, при этом еще и оплодотворить. В какой-нибудь звериной форме это проще простого. И пускай потом рожает три десятка слепых крольчат в свое удовольтвие. Надо сказать, весьма любопытная разновидность поединка. Не удивлюсь, если он выбрал именно этот вариант. – Он, случаем, не произносил имени Матонви?
Этта нервно прикусила губу. Старую валлийскую легенду о могучем короле-волшебнике по имени Мат ап Матонви она превосходно знала. Как и судьбу его беспутных племянников, три года, в наказание за совершенный проступок, носивших звериные шкуры. «А теперь тот из вас, кто был свиньей, станет волком, а тот, кто был кабаном станет волчицей. Идите и живите вместе, а через год возвращайтесь ко мне с потомством». – Какая же она дура, могла бы сразу догадаться! Киэнн прочитал ответ по ее глазам:
– Ну, так я и думал.
– Откажись, – робко предложила она.
Полуэльф обреченно качнул головой:
– Отказ считается автоматическим проигрышем и тогда он сам волен выбрать тело, в которое пожелает меня упаковать.
Он решительно откинул пряди волос, упавшие на лицо:
– Я буду сражаться. Этот парень хочет меня поиметь – посмотрим, как это ему удастся!
***
Серебристо-серая химера реки злобно щетинила шерсть на загривке и кусала ноги предрассветным холодом. Киэнн привычно отпустил летучую птицу-ладью и вышел на берег. Противник уже поджидал его невдалеке, ленивым взглядом оценивая каждое движение прибывшего.
– Условия стандартные?
– Угу, – небрежно кивнул белый шаман. – Почему нет?
Бывший властитель Маг Мэлла пронзительно уставился на давнего знакомого:
– Ты же меня убить хотел. И помочиться на мою могилу. – Почему «матонви»?
Лицо мертвого индейца осталось непроницаемым, и лишь в краешках губ мелькнула наглая улыбка:
– Забавно.
– Ну, забавляйся...
Король ящериц томно, вальяжно потянулся и тело его стремительно вытянулось, свернувшись черными лоснящимися кольцами из дикого кошмара профессора Персикова – чудовищная гадина раздувала чешуйчатый капюшон, готовясь к атаке. «Мать твою, он еще и удовольствие от этого получает! – мелькнуло в голове Киэнна. – Ох, бедные мои ребра!» Конечности гадко вывернуло, мышцы взвыли, как от тысячи спортивных растяжений, полученных в одночасье, волоски на спине вытянулись и заострились ежиными иглами – излюбленный образ учителя пришелся как нельзя кстати, однако воспроизвести его Киэнну удалось с большой натяжкой. Еж получился больше похожим на какое-то карикатурное творение из дурацкого комикса. Впрочем, реалистичность отнюдь не была необходимым условием. «Ну давай, сладкий, возьми меня, если сможешь!»
Один против ста: если бы змеи умели смеяться – сейчас это бы произошло! Однако королевская кобра лишь хлопнулась оземь и обернулась куда более реалистичным, восторженно фыркающим, дикобразом. Нужно было давать деру, и пародийный еж с визгом отрастил пару перепончатых крыльев. Летучая мышь? – Да нет, скорей вышла летучая обезьяна из волшебной страны Оз. Ну и к черту ее, ту летучую мышь, он бы все равно не справился с эхолокацией! Крылья каким-то невероятным образом все же подняли его, но непропорциональное и лишенное нормальной аэродинамики тело скорей барахталось в воздухе, выписывая непроизвольные кульбиты и сальто, чем летело. Ощетинившийся клубок двадцатидюймовых игл на земле даже и не подумал подниматься в воздух: дикобраз радостно обернулся дико гогочущей мартышкой (наконец-то он получил возможность оторваться!) и принялся закидывать трепыхающееся над головой нечто плоской галькой с берега и комками грязи, ожидая, пока оно само свалится вниз.