Теперь, вспоминая о том, что довелось пережить ему на опушке леса под дулами автоматов статистов, он со злорадством подумал, что Носкову сейчас не сладко. Тот наверняка не поставил нанятых им исполнителей в известность о том, что в кейсе, который они должны были доставить ему, находится такая уйма деньжищ. А уж как сам наверняка изумился, когда, изучив содержимое чемодана, убедился, что его, мягко говоря, накололи… Ишь, задумал — начальника «кинуть»! Вот и попал впросак. Теперь не отвертится, а денежки-то у него, у Лапотникова, и никто об этом не знает! Нет, красавчик, конечно, обо всем уже догадался, но что он скажет Мехмету? Хотел ограбить босса, а тот его перехитрил? Влип, влип мерзавец! И все-таки, кто же тот парень?
Эта мысль почему-то заставила Лапотникова подумать о встречах, назначенных на сегодняшний вечер. Юрий Николаевич посмотрел на часы. Через несколько минут должен появиться «сынок» Сашенька, затем Нинкин братец Леня, «петушок», как окрестил его меткий на прозвища Чекаев. Хотя в этом случае особенной фантазии Чхаю, надо признать, проявлять не пришлось. Ленечку и Нину вполне можно было величать сестрами Саранцевыми. А затем… Лапотников улыбнулся, предвкушая удовольствие от третьего визитера, а точнее — визитерши.
— Не отвертится сучка? — обратился хозяин к овчарке, трепя пса по голове. — Не отвертится.
Ласково шлепнув животное по затылку, Лапотников поднялся, направляясь к бару-холодильнику, где налил себе в серебряную рюмку армянского коньяку, к которому пристрастился еще со времен «служения народу» в райкоме. Сделав могучий глоток, Лапотников стал вспоминать эту напористую и одновременно какую-то необычайно ласковую рыжеволосую красотку, с которой он познакомился недели две или три назад. Она, кажется, решила, что может добиться для босса своей партии какого-то, как сейчас принято выражаться, спонсорства. Юрий Николаевич дважды приглашал девушку в ресторан, и оба раза она не отказывала, но настойчивые попытки новоявленного кавалера продолжить общение в более непринужденной нересторанной обстановке, оставались безуспешными. Наташа старалась убедить преуспевающего бизнесмена, что политическую группировку ее шефа, реального кандидата на пост мэра в следующих выборах, поддерживают уже многие солидные люди, намекала на находившиеся в его распоряжении силы, способные выполнять оперативно-тактические задачи, на уважение, которым он пользуется в кругах военных. Однако, несмотря на это, Юрию Николаевичу казалось, что встречаясь с ним, Наташа преследует какие-то другие цели.
— Не знаю, как там насчет ее босса… — произнес вслух Лапотников. Налив себе вторую рюмку, он залпом осушил ее. — А!.. Хорош коньячок, правда, Филя? И чего они там воюют? Впрочем, пусть себе воюют, кто с кем хочет. Армяне, азербайджанцы, чечня, таджики… Одно слово — чурки. А мы богатеть будем. Вот приедет Адылка, закрутим дельце, пусть себе режутся, пусть пуляют друг в друга, а мы им всем помогать будем… Оружие, боеприпасы, стреляй — не хочу. Как думаешь, бандит?
Пес, точно понимая каждое слово, внимательно уставился на хозяина, навострив уши.
— О чем бишь я? — опять вопросил Лапотников у овчарки. — А… начальнику Наташкиному мы еще подумаем, повспомоществовать ли, а вот ее проспонсируем, а, Флибустьер? И я так думаю! И возможно, даже неоднократно.
Юрий Николаевич расхохотался, довольный собственным остроумием, и вновь наполнил серебряную рюмочку. Коньяк помог ему окончательно забыть о всех неприятностях. Убрав бутылку обратно в бар, Лапотников прошелся по комнате. Взгляд его задержался на мече, что украшал ковер.