Он было уже поставил «Sledge-hammer» Питера Гэйбриэла, но подумал, что сейчас самое время дать возможность послушать народу «Trampled under foot» несравненных «Led Zeppelin». Затем последовали, что называется залпом, «Keep on Rocking», «Get down with it» и «Born to be Wild»[15]. Три последние песни с самого шумного альбома «Slade» «Slade alive!» в исполнении незатейливых, но оч-чень громогласных «Slade». Впрочем, рева авиационных сирен в «Born to be Wild» прикончивший «Смирновскую» и мирно спавший Климов уже не слышал. К счастью для соседа, на этой композиции диск и заканчивался.
Разбудил Александра длинный, настойчивый звонок в дверь. С трудом поднявшись, Саша пошел открывать. Щелкнул замок. Распахнув дверь, Климов оторопел: перед ним стояли два человека в милицейской форме и один в штатском.
— Александр Сергеевич Климов? — поморщившись от исходившего от хозяина квартиры перегара, спросил одетый в гражданский костюм.
— Да, — с трудом ворочая распухшим языком, проговорил Саша. — Чем могу?..
— Собирайтесь, поедете с нами.
— Да я просто поверить не могу, — в очередной раз заявил Климов молчаливым милиционерам, деловито препровождавшим его из уазика в камеру. — Охренеть можно, я даже и не знаю этого ублюдка! Ну конечно, видел несколько раз… Представляете? Приходит ко мне утром… Туды-сюды, ведро воды… Ну я ему говорю, ты мужик не прав, и все такое… А он… Да кто он такой, мать его?! Брат Ельцина, что ли?
Уже после того, как за ним захлопнулась стальная дверь КПЗ и лязгнул запор замка, Александр, все еще не понимавший, что происходит, ущипнул себя за руку. Нет, без сомнений, «ментовка» ему не снилась. В голове шумело, да как! Тем не менее Саша понимал, что следует как-то заявить о своем прибытии сокамерникам. Это, конечно, всего лишь КПЗ, но все-таки… С верхних нар на него уставился чей-то любопытный черный и почему-то только один глаз. Куда девался второй, оставалось только догадываться.
— За что взлетел? — вспоминая подходящие слова из блатного жаргона, поинтересовался у одноглазого Климов, и, так как тот промолчал, Александр, все еще не протрезвевший, проявил настойчивость, задал тот же вопрос, но с прибавлением соответствовавших сложившейся ситуации и его настроению выражений.
У арестанта с верхних нар немедленно отыскался и второй глаз, в котором, как, впрочем, и в первом, мигом улетучились и сонливость, и любопытство, их место занял испуг. Лежавший молодой парнишка, лет восемнадцати-двадцати, поднял голову и промычал в ответ нечто невразумительное. Молодцу, очевидно, впервые случилось угодить за решетку, и он струхнул: черт его знает, кто этот новенький, развязное поведение которого обличало в нем завсегдатая подобных мест. Саша, как ни пьян был, соображал, что оттранспортировали его «архангелы» не в родной Центральный «околоток», а тот, в ведении сотрудников которого находились непосредственно прилегавшие к городу сельские районы; к ним относился и дачный поселок Алексеевское, где располагалась «фазенда» Лапотникова. Тогда этому факту Саша особого значения не придал. Поинтересовался, почему так получилось, но, оставшись без ответа, больше вопросов не задавал. Столкнуться в здешнем КПЗ с кем-нибудь и на самом деле «крутым», представлялось Климову маловероятным. Мест свободных не было, а значит, стоило рискнуть — нагнать страху на выловленную ментами местную вшивоту: мелких воришек, пьяных буянов да незадачливых драчунов.
— Чево а-арешь-та? — прогнусавил кто-то с нижних нар слева от Климова. — Спать мешаешь.
— Кта-а сказал?! — рявкнул Саша и истерически взвизгнул. — Кта-а?!
Впрочем, вопрос этот прозвучал для самого Александра чисто риторически. Личность смельчака выяснять, как говорится, было не надо. Обладатель гнусавого голосишки приподнялся на своей лежанке и уставился на новичка с некоторым, так во всяком случае показалось самому Климову, презрением. В камере находились, не считая самого Александра, восемь человек, как раз по числу спальных мест. Саша не стал гадать, есть ли у Гнусавого какие-нибудь друзья среди сокамерников или нет, и взял, что называется, быка за рога, иначе говоря — этого ханыжного вида мужичонку за грудки.
— Ты ка-му это сказал, падла? Ка-му сказал? — зарычал Климов, обдавая онемевшего от неожиданности арестанта струями крутого перегара (понюхал — можешь закусывать).