Веселятся гости, радуются слуги и даже собаки, которым немало перепадает сегодня с барского стола. Льются вино и льстивые речи, до коликов смешит собравшихся немыслимыми гримасами шут-горбун, заставляет млеть сердца своей песней явившийся кстати бродячий менестрель. Все хорошо, да не радостна хозяйка бала. Нет-нет да и посмотрит на нее счастливый супруг. Не любовь и не обожание, а искорки злорадства и ненависти вспыхивают тогда в темных глазах Жильбера. На бледных, гладко выбритых щеках его вспыхивает морковный румянец. Крупный, с горбинкой нос, тонкие надменные губы, длинные черные волосы, разметавшиеся по могучим плечам, сливаются с дорогим бархатом камзола — таков старший де Шатуан, чьи предки поселились в этой части Каролингской Нейстрии почти триста лет назад. Карл Простоватый пожаловал Родиона титулом герцога Нормандского, отдав потомкам королей морей земли, которые те и так уже взяли себе, никого не спрашивая. Причем местное население возликовало, радуясь прекращению нескончаемых грабительских набегов. Бывшие бандиты превратились в хозяев. Они не позволят никому посягнуть на свою собственность!
Свой род Генрих Сова вел от Рольфа, младшего из сыновей Харальда Волка, получившего это имя от своего отца Эйрика Бесстрашного, признавшего и взявшего с собой сына Беовульфа, родившегося от саксонской колдуньи Ульрики. Родовой замок, доставшийся Жильберу после смерти отца, который и выстроил эту крепостицу, был невелик. Однако расположен на высоком холме, что могло сильно усложнить возможным врагам ведение осады; кладовые всегда были полны припасов — солониной и сухарями. Глубокий колодец, питаемый подземными ключами, практически не иссякал. Подняв мост, перекинутый через глубокий ров, и затворив дубовые, обшитые железными пластинами ворота, за высокими, сложенными из обтесанного дикого камня стенами с сотней солдат вполне можно просидеть хоть целый год, не зная голода и жажды, выдерживая осаду хотя бы и тысячного войска неприятеля.
Неприступен маленький замок де Шатуана, много кровопролитных штурмов понадобилось бы врагу, чтобы овладеть этой твердыней, да ведь и колосс Рим, правда уже на закате величия своего, пал перед горсткой храбрецов Аллариха, пришедшему через восемьсот лет вослед удачливому галлу, бросившему меч на чашу весов и воскликнувшему: «Горе побежденным!» Есть ключик, способный открыть любую самую толстую, запертую хоть на сотню замков дверь, и имя ему — серебро, которым так туго набиты кошельки богачей и коего так не хватает бедолагам стражникам, что ежатся от осеннего ночного холода на стенах и переминаются с ноги на ногу у ворот.
Именно на это и рассчитывал облаченный в двойную, с длинными рукавами кольчугу, скрывавший свое лицо под глухим забралом шлема, широкоплечий всадник, на вороном жеребце мчавшийся через лес в окрестностях Шато-де-Шатуан во главе пятидесяти конных воинов. Был он зловещим посланником государя франков.
Отряд остановился напротив ворот, и, услышав голос стражника, окликнувшего его сверху, рыцарь назвался. На стенах замка случилось какое-то замешательство, раздались крики, несколько раз звякнуло железо, пропела выпущенная из самострела стрела, и все стихло, но лишь на несколько секунд. Заскрипел ворот подъемного устройства, и цепи, лязгнув, нехотя принялись опускать мост. Не потребовалось ударов тарана, чтобы открылись дубовые ворота, поднялась железная решетка, и всадники, вслед за предводителем, не мешкая въехали во внешний двор. Не слезая с коня, рыцарь перекинулся несколькими фразами с подошедшим стражником и бросил тому увесистый кошель.
— Мишель, Кристиан, вы с вашими десятками — за мной, — крикнул командир отряда через плечо своим спутникам. — Остальные с Бертраном пойдут за ним. — Он указал на стражника. — И позаботьтесь, чтобы нам никто не мешал.