«Вечером позвоню отцу», — твердо решила она. Он приедет проведать сестру, возьмет на себя все заботы, отвезет тетю в больницу, найдет доктора с чудодейственным лекарством. В этом она была абсолютно уверена.
Но сейчас она чувствовала себя просто парализованной от усталости. Растянувшись на голом матрасе, она говорила себе, что попозже сходит за простынями и застелет постель, как полагается; а сейчас она просто закроет на пару минут глаза, просто закроет глаза и немного отдохнет…
Было уже темно, когда Эллен проснулась, и ей очень хотелось есть.
Она сидела на краю кровати, окоченевшая, сбитая с толку. В комнате было холодно и пахло плесенью. «Сколько же я проспала?» — подумала она.
Когда она повернула выключатель на стене, свет не зажегся. Тогда она ощупью нашла выход из комнаты и двинулась по темному коридору к тускло освещенной лестнице. Ступеньки громко скрипели под ногами. Спустившись, она увидела, что свет горит в кухне.
— Тетушка Мэй?
В кухне было пусто, только светилась флюоресцентная трубка над плитой. У Эллен было такое чувство, будто она не одна. Как будто кто-то наблюдал за ней. Но, обернувшись, она ничего не увидела. Только темнота холла.
Минуту она вслушивалась в скрипы и стоны старого дома и в приглушенные звуки моря и ветра, доносившиеся снаружи. Во всех этих звуках не было ничего человеческого, но ее не покидало чувство, что стоит как следует прислушаться — и она уловит чей-то голос…
Свет горел еще где-то за лестницей, и она направилась туда. Ее ботинки громко стучали по голому деревянному полу То был свет небольшого бра, висевшего у приоткрытой двери. Она слегка толкнула ее, услышала голос Мэй и шагнула в комнату.
— Я совсем не чувствую своих ног, — говорила Мэй. — Никакой боли, никаких ощущений. Тем не менее они мне все еще служат. Я боялась, что, когда уйдет чувствительность, они совсем перестанут двигаться. Ничего подобного. Конечно, ты знал это; ты говорил мне, что так и будет.
Она закашлялась, потом в темной комнате послышался скрип кровати.
— Зайди сюда, в комнату.
— Тетушка Мэй?
В ответ тишина — Эллен не слышала даже тетушкиного дыхания. Наконец Мэй сказала:
— Эллен? Это ты?
— Я, конечно. Кто же еще?
— Что? Извини, я, кажется, вздремнула. — Кровать снова заскрипела.
— Вы, кажется, говорили что-то насчет своих ног? Снова скрипение.
— М-м-м? О чем ты, дорогая? — Голос — как у спящего, который безуспешно пытается проснуться.
— Так, пустяки, — сказала Эллен. — Я просто не сообразила, что вы уже легли. Поговорим утром. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, дорогая.
Эллен выскользнула из темной душной спальни, чувствуя себя сбитой с толку.
Наверное, тетя Мэй разговаривала во сне. А может быть, в ее больном и запутавшемся мозгу рождаются галлюцинации. Во всяком случае, не было никаких оснований подозревать — и все-таки Эллен подозревала, что тетя Мэй не спала. Просто она по ошибке приняла Эллен за кого-то другого, кого она ожидала увидеть, кого-то другого, находящегося в доме.
Звуки шагов на лестнице, прямо над головой, заставили Эллен испуганно вздрогнуть. Но лестница оставалась темна и пуста, и как ни всматривалась Эллен в ее темноту, она не смогла ничего увидеть. «Наверное, это всего лишь еще один из тех звуков, которыми полон этот умирающий дом», — подумала она.
Мрачная, неудовлетворенная собственными объяснениями, Эллен вернулась назад в кухню. Она обнаружила, что шкафы битком набиты всякими консервами, и сварила себе суп. Когда она села за стол, шаги послышались снова — на этот раз ей показалось, что ходят по комнате у нее над головой.
Эллен уставилась в потолок. Если там действительно кто-то бродит, то он вовсе не пытается это скрыть. При этом ни на что другое, кроме шагов, звук похож не был: наверху определенно кто-то был.
Эллен отложила ложку, чувствуя, как все внутри похолодело. Поскрипывание продолжалось.
Неожиданно все стихло. Нервы Эллен были так взвинчены, что ей казалось, будто она видит, как человек становится на колени, прикладывает к полу ухо и ждет, не будет ли от нее какого-нибудь отклика.
Эллен вскочила, вознаграждая своего слушателя грохотом отодвигаемого стула. Она подошла к шкафчику около телефона — и здесь, на полке, рядом с телефонной книгой, аптечкой и лампочками нашла карманный фонарик, точно такой же, как в доме у папы.
Фонарик работал, и при виде ровной полоски света она приободрилась. Вспомнив, что в комнате у нее света нет, Эллен взяла из шкафчика еще и лампочку и пошла наверх.
Эллен шла по коридору, открывая все двери подряд: все это были комнаты без мебели, ванные или чуланы. Шагов она больше не слышала и не обнаружила никаких признаков того, кто мог бы расхаживать здесь. Постепенно напряжение отпустило ее, и она вернулась в свою комнату, захватив с собой белье из шкафа в коридоре.
Ввинтив лампочку и убедившись, что она работает, Эллен закрыла дверь и подошла к кровати, чтобы застелить ее. На подушке что-то темнело: присмотревшись, она поняла, что это что-то вроде горсти мелких опилок. Подняв глаза, она увидела, что деревянная планка над кроватью вся изрешечена крохотными дырочками, из которых сыплется древесная пыль. Она брезгливо поморщилась: термиты. Энергично тряхнув подушку и натянув на нее наволочку, она решила, что завтра первым делом позвонит отцу. «Тетя Мэй не должна больше жить в подобном месте».
Лучи солнца, хлынувшие в незанавешенное окно, разбудили ее рано утром. В полусне она слышала крики чаек и чувствовала соленый запах моря.
Она встала и быстро оделась, дрожа от холода и чувствуя, что сырость пронизывает ее до самых костей. Тетю она нашла на кухне, где та пила чай.
— Кипяток на плите, — сказала Мэй вместо приветствия.
Эллен налила себе чашку чая и присоединилась к тете.
— Я заказала кое-какие продукты, — сказала Мэй. — Их скоро привезут, и тогда у нас будут тосты и яйца к завтраку.
Эллен посмотрела на тетю и снова почувствовала, что находится в одной комнате с умирающей. И ей нечего было сказать перед лицом этой мрачной неумолимости. Так они и сидели в молчании, пока не раздался звонок в дверь.
— Ты не могла бы впустить его, милая? — произнесла Мэй.
— Я должна заплатить ему?
— Нет-нет, он этого не требует. Просто впусти его. Удивленная, Эллен открыла дверь и увидела хорошо сложенного молодого мужчину с коричневым бумажным пакетом в руках. Она неуверенно протянула руку, чтобы взять пакет, но он не обратил на нее никакого внимания и прошел в дом. На кухне он поставил пакет на стол и начал его разгружать. Эллен наблюдала за ним, стоя в дверях. Она заметила, что ему прекрасно известно, что и куда надо класть.
Он ничего не говорил Мэй, которая, казалось, едва замечала его присутствие; однако, разложив все по своим местам, он сел за стол на место Эллен и, слегка наклонив голову, стал пристально ее рассматривать.
— Вы, должно быть, племянница? — сказал он. Эллен промолчала. Ей не нравилось, как он на нее смотрит. У него были темные, почти черные глаза, как будто лишенные зрачков — жесткие и непрозрачные. Этими глазами он ощупал сверху донизу ее тело, как бы оценивая. Ее молчание развеселило его, и он повернулся к Мэй.
— Она тихоня, — сказал он.
Мэй встала, держа в руках пустую чашку.
— Позвольте я, — быстро сказала Эллен, шагнув вперед. Мэй отдала ей чашку и снова села, по-прежнему никак не реагируя на появление молодого человека.
— Может быть, приготовить вам завтрак? — спросила Эллен.
Мэй покачала головой:
— Приготовь себе что хочешь, дорогая А у меня нет охоты есть… И я не вижу в этом большого смысла.
— Нет, тетушка, вы обязательно должны что-нибудь съесть.
— Хорошо, тогда один тост, пожалуйста.
— А я бы съел яичницу, — сказал незнакомец, лениво развалившись на стуле. — Я сегодня еще не завтракал, Эллен беспомощно посмотрела на Мэй «Кто этот нахальный тип? Ее друг? Наемный работник?» Она не хотела быть с ним грубой, не зная тетиного отношения к нему. Но Мэй сидела, уставившись в пустоту, совершенно безразличная к происходящему Эллен посмотрела на незнакомца: