Удар. Удар. Удар.
Ее захлестнула горячая волна гнева, и она несколько раз ударила кулаком. Раньше Сол верила, что, поработав какое-то время с тренировочной доской, можно освободиться от негативных эмоций. Обливаясь потом, она чувствовала, как ярость просачивается сквозь поры и вырывается с тяжелым дыханием.
На этот раз гнев не уходил. И Сол продолжала бить по доске.
Прошла неделя с тех пор, как она узнала о смерти отца. Артемис Халберд потерпел поражение на глазах у всего мира, пал в жестоком поединке на чужой земле.
Удар. Удар. Удар.
Почему он не сказал ей что-нибудь еще в тот день перед уходом? Что-нибудь такое, что она могла бы взять с собой. Что-нибудь вдохновляющее для Испытаний, предстоящих ей в конце второго года в Лицее.
«Тебе нужно как следует поработать над этим джебом, Солара».
И больше ни слова.
Удар. Удар. Удар.
Сол била все сильнее, все быстрее. Кровь брызгала на деревянную доску, на пол пустой тренировочной комнаты.
Даже кулак больше не подчинялся ей. Он двигался впереди, как будто принадлежал другому телу. Она слышала глухие удары, но ничего не ощущала: нервы онемели.
«Тебе нужно как следует поработать над этим джебом, Солара».
Уже не дыша, Сол продолжала бить, бить и бить. Слезы застилали глаза и падали, смешиваясь на полу с кровью и потом.
– А-а-а! – кричала она на отца, злясь за то, что он ушел, за то, что умер. Кричала на киротийского гривара, который убил его и которого звали Истребителем. Но больше всего она кричала на себя – за то, что снова и снова терпела неудачу, за то, что не стала тем наследником, которого хотел Артемис Халберд.
– Сол. – Кто-то произнес ее имя, и она услышала, хотя и продолжала бить в доску кулаком.
– Сол!
– Отец?
Она, должно быть, сошла с ума, если слышит его здесь, в этом пустом тренировочном зале.
– Я работаю над этим джебом, – прошипела она сквозь зубы.
– Сол. – Чья-то рука легла ей на плечо.
Она схватила ее, машинально упала на колени и рванула, бросив кого-то через плечо на твердый пол. Сэой-нагэ.
– У-ух!
Сквозь пот и слезы Сол посмотрела вниз. Сего. Ее друг лежит на полу, держась за голову, и встревоженно смотрит на нее.
Сол перевела дух и наконец опустила руки. Она глядела на Сего, не зная, что сказать, и даже не потрудившись вытереть слезы.
Он медленно поднялся:
– Сол, мы беспокоились о тебе. Вся команда.
– Извини, – только и смогла выдавить Сол.
– Не извиняйся. Любой на твоем месте чувствовал бы то же самое. Узнать о случившемся из «Обзора Системы», вместе со всем миром… Так не должно быть.
Сол наконец уступила изнеможению, накопившемуся за несколько бессонных ночей.
– Меня беспокоит не это. И здесь я не потому…
Сего терпеливо ждал. По тренировочному залу пробежали тени.
– Я злюсь. – Ей было стыдно признаться в этом. – И чувствую, что не могу перестать злиться. Обычно у меня получалось, но теперь кажется, что я больше не в силах контролировать себя полностью.
Сего кивнул. Он всегда умел хорошо слушать.
– Такое ощущение, что это сидит в животе. Тяжесть. Словно какой-то груз. Ия не знаю, что делать.
– Понимаю.
На секунду-другую в зале потемнело: за окном проплыла тяжелая, темная туча.
– Я тоже это чувствую, – сказал он. – Тяжесть моего прошлого. Все, во что я когда-либо верил, оказалось ложью.
Сол смотрела ему в лицо и видела, что он говорит серьезно.
– Я не могу сказать всего прямо сейчас, – продолжал Сего, – но хочу, чтобы ты знала. Из всех именно ты. Сейчас я еще пытаюсь разобраться сам. Сложить полную картину у себя в голове.
– Разобраться в чем? – тихо спросила Сол. – Что случилось?
– Раньше я верил, что есть место, откуда я родом. Верил, что у меня есть семья. Верил, что я… кто-то.
– Кто-то? – Сол коснулась руки Сего. – Что ты имеешь в виду? Ты и есть кто-то. Ты здесь, разговариваешь со мной.
– Знаю. Но я не такой. Я другой.
Рука у него была ледяная, и Сол держала ее, как будто пыталась передать ему немного тепла.
– Я тоже другая.