Мемнон тоже поднялся, и его повело в сторону. В голове шумело от выпитого, но он знал, что будет дальше. Он знал тех, кто сидел на трибунах. Знал тех, кто пришел увидеть Общественное правосудие в действии. Они искали здесь воздаяния за все несправедливости, которые испытали сами. Ярость, ежедневно рождаемая самой их жалкой жизнью, наполненной потерями, обидами и сожалениями, изливалась на обвиняемого. И вот у них отняли то, за чем они пришли. Их обманули.
Камень ударился о бетон и промчался мимо Сего. Бросил ли его разгневанный отец или недовольный подросток, значения не имело. Мемнон знал, что за первым полетят другие.
Недолго думая, он направился к ведущим вниз ступенькам. Толпа опомнилась от шока, повсюду раздавались злобный рев и проклятия. Спускаясь, Мемнон видел, что мехи-надзиратели уже выстроились вдоль ограждения, терпеливо ждут, когда какой-нибудь смельчак попробует прорваться на площадь. Да, власти пытались казнить Сего, но они не могут допустить, чтобы Общественное правосудие показало свою слабость на глазах у толпы, состоящей в основном из представителей низших рас.
С трибун уже летели новые снаряды: камни, гнилые фрукты, комья грязи. Стеклянная бутылка попала Сего в горло, но он даже не вздрогнул – все так же стоял на коленях и глядел прямо перед собой, будто впал в транс.
Сойдя с последней ступеньки, Мемнон оказался в самой гуще толпы и начал пробиваться к площади. Разрозненные крики постепенно сливались воедино, и теперь уже большая часть зрителей скандировала общее требование:
– Правосудия! Правосудия! Правосудия!
Какой-то пузатый гривар с дикими глазами, войдя в раж, так размахивал руками, что ударил по голове невысокую молодую женщину, пытавшуюся выбраться из толпы с ребенком на руках. Проходивший мимо Мемнон схватил его за руку, швырнул на землю, придавил коленом и пристально посмотрел в глаза.
– Уймись, – сказал он и ткнул кулаком в лицо.
Хаос нарастал. Мемнон оттолкнул оказавшуюся на пути тележку с едой и перепрыгнул через дравшихся на земле мужчин. Толпе было все равно, куда изливать ярость, она просто хотела уничтожить что-то или кого-то. Людская масса напирала на ограждение, словно стадо быков. Какой-то смельчак попытался перепрыгнуть через барьер, но получил удар стальной рукой и отлетел в толпу с проломленной грудной клеткой. На другой стороне площади наркоман с синими волосами полез на ограждение, но был остановлен выстрелом спектральной пушки. Грудь расплавилась, как лед на горячем бесадийском камне. Добравшись до ограждения, Мемнон схватил за волосы еще одного буяна и с силой ткнул лицом в сталь.
– Верховный командор Цитадели Мемнон. Я здесь, чтобы защитить мальчика, – прокричал он ближайшему надзирателю.
Тот кивнул, и Мемнон перескочил через барьер, ощутив знакомую боль в спине, и направился к распростертому в центре круга телу Голиафа.
Сего, весь в крови, сидел на том же месте, уставившись в пустоту. Еще один камень угодил ему в плечо, но он даже не вздрогнул.
– Сего! – выкрикнул Мемнон и схватил мальчика за плечи, чтобы поднять на ноги.
Но стоять Сего не мог – ноги подломились, и он снова упал на колени. Похоже, паренек даже не заметил, что над ним стоит верховный командор. Прилетевший металлический болт с глухим стуком ударил Сего в грудь и опрокинул назад.
Закрыв мальчика от толпы своей широкой спиной, Мемнон обхватил его руками и тут же ощутил на себе гнев толпы. На него обрушился град снарядов. Что-то острое пронзило кожу и застряло между ребрами.
И поделом.
Во всем случившемся виноват он сам.
Мемнон знал: суд был несправедлив. Голиафа призвали, чтобы казнить Сего. Но почему он, Мемнон, позволил этому зайти так далеко? Ради чего? Долг перед нацией? Высшее благо? Мемнон уже не был уверен, что понимает значение этих слов. Он знал только, что хочет защитить этого мальчишку. Сего прошел Испытание боем.
– Я держу тебя, – прошептал он и вздрогнул, почувствовав, как что-то прошило его насквозь.
Нет, не боль от града камней, бьющих в незащищенную спину, а что-то другое, будто внутри случился разлом, высвободивший давно погребенный артефакт.
Жертва.
Не в том символическом смысле, что он так долго тянул за собой команду рыцарей-гриваров, разрабатывал стратегию и руководил людьми, сражавшимися в кругах по всему миру. Не в том смысле, что он принес себя в жертву народу Эзо, отказавшись от всего личного. У него не было жены, не было детей, не было другой жизни вне должности верховного командора Цитадели. Нет, дело не в какой-то надуманной преданности чему-то отвлеченному. Жертва простая и ясная: обнять этого мальчика и обеспечить его безопасность.