Мальчишка Толиат был свободен: продирался сквозь сосны, нырял в ледяную реку и дрожал на берегу, смеялся под весенними дождями и жался к ревущим кострам зимними ночами. Когда-то он был свободен и сражался как свободный гривар.
Тот, кто стоял теперь напротив Сайласа, свободен не был. Связанный цепями даймё, он входил в круг, представляя ту или иную сторону в их мелких спорах. Теперь его кровь бурлила от всего, чем его накачали.
Этот человек больше не был гриваром.
И поэтому Сайлас не оказал бы ему той чести и того уважения, которые оказал бы одному из своих.
Он не поклонился бы этому человеку, не признал бы в нем общих бойцовских корней. Он не приветствовал бы его поднятым кулаком, гриварским салютом.
Не сказал бы ему: «У нас одни и те же инструменты насилия, давай же используем их с умением и честью, так, чтобы предки гордились нами».
И еще Сайлас не даровал бы ему достойной смерти, быстрой и благородной – легкого пути Вниз.
Сайлас шел через арену ровным шагом, будто на утренней прогулке.
Толиат встретил противника таким ревом, что стихли не только его поклонники, но и кружащие над головой вороны, как будто птицы вдруг задумались, не угрожает ли им опасность. В следующее мгновение гигант бросился в атаку, широкими прыжками пересекая круг.
Сайлас наблюдал. В безумных глазах великана он видел жгучую жажду убийства. В мускулистом теле он видел напряжение, в пояснице – легкий прогиб, в левом колене – подрагивание.
У каждого существа есть слабое место. Точка слома, при поражении которой тело рассыпается, подобно волноотбойной стене под напором волн. У опытных бойцов точку слома обнаружить трудно: ее умело маскируют. У этого здоровяка она бросалась в глаза, как сияющий драгоценный камень на свежевыпавшем снегу.
Зрители замерли, как только Толиат вскинул руку толщиной с бревно, готовясь нанести дуговой удар. Сайлас пригнулся, и кулак скользнул по голове. Он мог бы ответить ударом в корпус, но сдержался.
– Почему ты сражаешься? – спросил Сайлас, когда они поменялись позициями.
На мгновение взгляды встретились, и Толиат снова взревел и нанес пружинистый фронт-кик, целясь в живот. Сайлас слегка сместил вес, и нога великана разминулась с ним на волосок. Он мог бы свалить противника подножкой, но не воспользовался шансом.
– Почему ты сражаешься? – повторил он, неподвижный как статуя.
Вместо ответа Толиат набросился на него, пытаясь обхватить огромными руками. Пальцы тисками сжали лодыжку, но Сайлас вырвал ногу и удержался от встречного удара коленом в подбородок.
– Почему ты сражаешься?
Толиат начал задыхаться.
Мышцы – это хорошо, но им нужен кислород.
– Я сражаюсь, чтобы давить такое дерьмо, как ты! – выкрикнул Толиат и в подтверждение своих намерений обрушил на Сайласа шквал ударов, удивительно быстрых для человека его габаритов, но все же недостаточно быстрых, чтобы ошеломить противника, который каждый раз лишь отворачивал подбородок, так что кулак Толиата едва задевал скулу.
Ага, вот оно. Страх.
Сайлас видел страх в тяжелом дыхании гиганта, в каплях пота на грязном лице, в расширившихся зрачках. В голове у Толиата начал складываться вопрос: почему этот гривар напротив меня так спокоен? Любой другой на его месте уже стоял бы на коленях.
– Почему ты сражаешься? – снова спросил Сайлас, наблюдая, как глаза десовийского чемпиона темнеют от гнева.
Гнев, один из братьев страха, полезный инструмент при правильном применении, но в большинстве случаев отвлекающий фактор.
– Закрой поганый рот! – заорал Толиат, бросаясь в атаку и пытаясь войти в клинч с Сайласом.
Режущий удар локтем… шот в корпус…
Сайлас улыбнулся. По крайней мере, тупице хватило ума изменить стратегию. Именно с этого и следовало начинать: втягивать Сайласа в борьбу локтями и коленями, использовать удары головой и по корпусу.
Сайлас бросил взгляд на трибуны. Зрители притихли, особенно десовийцы, ожидавшие, что Толиат разделает противника в самом начале. А вот киротийцы знали, что будет дальше, и затаили дыхание в ожидании решающего момента.
Сайлас уже чувствовал, как ярость, словно получив команду, поднимается из глубины, все настойчивее требуя выхода. Он знал, как использовать гнев, как направлять его, как преобразовывать в быстроту и силу рук и ног. Глаза его вспыхнули, и Толиат едва не замер, ощутив внезапную перемену в поведении противника.
– Я знаю, почему ты сражаешься, – сказал Сайлас. – Ты сражаешься, потому что боишься их.