— Далеко, — ответил Бежецкий, тоже поднимаясь из-за стола. — Угощаю всех! — бросил он на стол пятьдесят рублей.
— Вот это по-нашему! — Гусар потер небольшие жилистые руки. — По-гусарски!
— Я улан. — Штаб-ротмистр вышел из помещения, не обращая внимания на звонко хлопающие за его спиной пробки.
Морошевича он нашел в туалете.
Штаб-ротмистр, застегнутый на все пуговицы, сидел на стульчаке, сжимая в руке табельный «Федоров» и опустив голову. Сначала Саше даже показалось, что он опоздал, но крови нигде не было, а пистолет мелко подрагивал в руке потенциального самоубийцы.
— Так слово «честь» и вам знакомо, штаб-ротмистр? — Александр открыл воду и принялся мыть руки. — Не ожидал.
— Что вы знаете о чести, мальчишка? — буркнул офицер, не поднимая головы.
— Да слышал кое-что. А вы?
— Зачем вы вообще сюда пришли, Бежецкий? Желаете насладиться унижением русского офицера?
— Разве не вы сами в этом виноваты?
— Виноват, не виноват… Какая разница? Ну не шла мне сегодня в руки карта, и все!
— Кто же вас принуждал ставить казенные деньги?
— Кто, кто… Вам этого не понять.
Штаб-ротмистр посмотрел на пистолет, зажатый в руке, так, будто видел его впервые, и нерешительно поднес ствол к виску.
— Вы бы вышли, Бежецкий, — тоскливо произнес он, глядя мимо Александра. — Или полюбоваться невтерпеж, как я мозгами кафель измажу? Ни разу не видали? Насмотритесь еще…
— Не валяйте дурака, Морошевич. — Александр подошел к сидящему и без труда отобрал пистолет. — Сколько казенных денег вы проиграли?
— Двенадцать тысяч рублей, — глухо ответил тот.
— И ради этого вы готовы вышибить себе мозги?
— Вам не понять. — Морошевич по-прежнему не смотрел на удачливого соперника. — Я и без того у начальства на карандаше за прошлые грешки. Если я не верну эти деньги, меня отдадут под суд, и спрос будет не только за эти двенадцать тысяч. Верните пистолет, Бежецкий.
— Я его у вас покупаю, — ответил штаб-ротмистр и вынул разбухший донельзя бумажник. — Двенадцати тысяч будет достаточно?
— Вы мне вернете эти деньги? — Во взгляде офицера сквозило недоверие. — Вы что — ангел небесный?
— Ну да, — пожал плечами Саша. — Выходит, что ангел… Только поклянитесь мне, Морошевич, что бросите играть. До добра это не доведет…
Он вышел из туалета и вернулся в буфет, где вовсю разворачивалось веселье.
— Вам можно доверять, капитан? — обратился он к «Бисмарку».
— Обижаете, штаб-ротмистр!
— Вот, — протянул Саша ему пистолет Морошевича. — Отдадите штаб-ротмистру, когда очухается.
— Нет, — покачал головой артиллерист. — Он все равно застрелится. Приперло его, штаб-ротмистр, понимаете? Я в такой ситуации тоже бывал, да Господь миловал… А Морошевич точно пулю в лоб пустит.
— Не пустит. Его тоже сегодня Господь миловал. — Александр положил оружие на стол и вышел.
Как раз объявили посадку, а солнце вовсю заливало здание аэропорта сквозь вымытые дождем окна…
— Не желаете свежую газету? — У Сашиного кресла остановила тележку симпатичная бортпроводница.
— Охотно. — Штаб-ротмистр взял несколько газет и углубился в чтение.
Сюрприз ждал его уже на второй странице.
«Из Парижа сообщают, — прочел он под большой, чуть ли не на всю полосу статьей о положении в Запамирском крае, с которой ознакомился с большим интересом. — Вчера, в своем особняке на рю де Винагриер, убит экс-король Афганистана Махмуд-Шах, проживавший там под именем Мухаммеда Кабули. Вместе с бывшим монархом погибли его гражданская супруга баронесса Дювильи и дитя мужеска полу, полагаемое незаконнорожденным отпрыском Махмуд-Шаха. Полиция подозревает бывших подданных экс-короля, наводнивших Париж после его свержения. Уже арестовано несколько десятков афганских эмигрантов, и аресты продолжаются. Мы будем держать наших читателей в курсе этой криминальной истории с политическим подтекстом».
Александр опустил газету. Заметка не сопровождалась фото убиенного, но ему и не было в нем нужды. Махмуд-Шах, будто живой, встал перед ним. Не таким, каким довелось видеть его в последний раз — растрепанным, с пистолетом в руках, а тем печальным «принцем Гамлетом Афганского королевства», принимавшим русского гостя в своем дворце.
«От судьбы не уйдешь, — грустно подумал штаб-ротмистр. — Монарх должен править или умереть… Третьего не дано. Корона снимается лишь с головой…»