— Многим людям? — Саша честно попытался припомнить, говорил ли ему кто-нибудь о больших долгах фон Миндена, и никак не мог, что само по себе было странно: Кабул — городок маленький, все про всех все знают…
— Одному, — посмотрел ему прямо в глаза барон расширенными зрачками страдающего от нестерпимой боли человека…
«А ведь все сходится. — Саша все никак не мог заснуть, ворочаясь на своем жестком ложе под оглушительный храп господина Линевича, умудряющегося сладко почивать даже спутанным по рукам и ногам: вероятно, свою роль играл изрядный слой жира, покрывающий его грузное тело. — Как же я, дурачок, сразу не догадался? Шерлок Холмс выискался…»
Он в сотый раз прокручивал и прокручивал в мозгу то, что ему поведал фон Минден, и не уставал корить себя за легкомыслие и ограниченность. Вот уж доподлинно: хочешь спрятать древесный лист — прячь его в лесу. Так вроде бы выражаются ушлые на такие вот поговорки британцы?
«А ведь что за человек! Никто бы никогда не подумал на него — всем готов помочь, любому — услужить. Меня вот выручил… Хамелеон! Одно слово — хамелеон! А кем он еще должен быть?.. Хитрым и изворотливым хамелеоном…»
Более всего Александра сейчас мучило то, что он никак не может сообщить в Кабул о своих догадках. Что, пока он тут лежит, шпион, может быть, затевает новую каверзу, из-за которой лишатся жизни новые и новые русские солдаты и офицеры.
Он пытался восстановить в памяти карту Восточного Афганистана, но она, казавшаяся четкой и ясной в первый момент, блекла и расплывалась, стоило «приблизить» ее. И, опять же, не было достоверно известно, в каком именно месте этой обширной территории затеряны три беглеца.
В конце концов, поручик решил последовать совету полковника Теслера, преподававшего в училище тактику.
— Мозг человека — удивительный инструмент, — словно воочию услышал Саша глуховатый голос Георгия Карловича. — Орган совершенно неизученный, но демонстрирующий исследователям такие чудеса, что не снились никаким электронным машинам. Согласно уверениям некоторых ученых, один раз увиденное, услышанное или прочитанное намертво запечатлевается в том комке нервов и соединительной ткани, что находится у каждого из нас вот здесь, — желтоватый от никотина палец офицера прикасается к высокому, с залысинами лбу. — Впрочем, возможно, я и ошибаюсь, — походя, с улыбкой, отнимает он листок бумаги с начерченными на нем полями для «морского боя» у покрасневшего до корней волос Ардабьева. — И мозг за черепной костью наличествует не у всех…
Для того чтобы вспомнить нечто, кажущееся давно и прочно забытым, следует лишь постараться, — переждав смех, продолжает сутуловатый пожилой офицер, прохаживаясь между рядами, заложив руки за спину: на локтях его видавший виды мундир аккуратно — сразу и не заметишь — заштопан. — Мой учитель, например, предлагал отрешиться от всего сущего. Как бы отгородиться от него стеной, отключить зрение, слух, осязание, обоняние… На Востоке такое состояние называют медитацией. И постепенно требуемое всплывет перед вами само…
Закрыв глаза, Александр попытался сделать все, как говорил полковник, но получалось плохо. Ну как, скажите на милость, отключить слух, когда в уши так и ввинчиваются рулады чиновничьего храпа? Что делать с обонянием, если оно, обострившееся от голода донельзя, как у дикого хищника, против воли, выискивает в окружающем воздухе ароматы отсутствующего съестного?
Но если постараться — все получается.
Немного погодя Бежецкому уже стало казаться, что он не лежит на жесткой «постели», а парит над землей, не касаясь ее ни одной частью тела, а все звуки как бы отступили, по-прежнему оставаясь слышимыми, но не раздражающими слух…
Осторожно, чтобы не спугнуть свое «подвешенное» состояние, он попытался снова представить себе карту, и неожиданно это вышло очень легко и просто. Он, как будто наяву, оказался в кабинете Грум-Гржимайло (самого полковника на месте почему-то не было) и подошел к висящей за его столом огромной — во всю стену — карте Королевства.
Коричневые и красноватые пятна гор, бурые возвышенности, зеленые ниточки долин… С изумлением поручик читал названия населенных пунктов, о которых никогда и не подозревал: Джангузай, Хусейнхейль, Гургимайдан… Почему-то взгляд его привлекал именно этот район.
А потом глаза сами собой переместились на запад и уткнулись в реку Логар, вдоль которой шла прокладка участка Транс-Афганской железной дороги, с которой и был похищен Линевич…
— Саша… — услышал он и обернулся.
Позади, в дверях полковничьего кабинета, стояла она…