Бледный свет лампы упал на крышку сундука, и Синклер заметил на ней несколько царапин и небольших зазубрин, словно кто-то ковырялся с замком, а потом и вовсе попытался его отломать. Впрочем, сюрпризом это для него не стало. Единственная причина, по которой его багаж до сих пор не подвергся обыску, заключалась в том, что, помимо ненависти, команда испытывала по отношению к нему еще и страх. С ветераном-кавалеристом, закаленным в боях Крымской кампании и мастерски владеющим пистолетом, пикой и саблей, приходилось считаться.
Синклер поднял повыше ворот армейского мундира, прикрывая шею, и вытащил из нагрудного кармана ключ от сундука. Затем, убедившись, что он один и за ним не следят, отпер замок, ослабил влажные от сырости цепи и поднял крышку. Внутри, под снаряжением для верховой езды, мундиром и несколькими книгами — томики Кольриджа, Чаттертона и лорда Джорджа Гордона Байрона — лежали две дюжины тщательно завернутых и аккуратно сложенных бутылок, на этикетках которых значилось: «МАДЕРА — КАСА ДЕЛЬ СОЛЬ, САН-КРИСТОБАЛЬ». Синклер хорошенько обтер одну бутылку бриджами для верховой езды, сунул ее под мышку и снова запер сундук на замок.
Подниматься назад по трапу с бутылкой и лампой оказалось весьма непросто, а когда сверху замаячила фигура Бертона, Синклер почувствовал себя еще более неуверенно.
— Нашли, что искали, лейтенант?
Он не удостоил его ответом.
— Давайте помогу, — продолжал Бертон, протягивая руку в грубой рукавице.
— Нет необходимости.
Но Бертон уже заприметил бутылку.
— Выпивка? Пожалуй, для согрева нам всем сейчас не помешало бы пропустить по глоточку.
— Думаю, вы уже достаточно подогреты.
Синклер сошел с трапа на палубу, протиснулся мимо Бертона и Фарроу — последний похлопывал себя по телу обеими руками, пытаясь разогнать кровь, — и, как только оказался вне поля их зрения, шмыгнул в камбуз. Чтобы растопить содержимое бутылки, он подержал ее возле печи, в которой все еще тлели угли, после чего поспешил в каюту.
Элеонор была не одна. В щель под дверью пробивалась полоска мерцающего света, и, войдя внутрь, Синклер застал над постелью больной судового врача Ладлоу. Пренеприятнейший тип — мешковатый, сутулый, с манерами, выдававшими в нем одновременно и подхалима, и заносчивого спесивца. Синклер настолько не доверял Ладлоу, что не позволил бы тому даже волосы себе подстричь (еще одна полезная обязанность судовых врачей), и уж тем более он не верил в искреннее желание помочь — доктор при всяком удобном случае норовил оказаться возле Элеонор, к которой проявлял живейший интерес с той самой минуты, как они ступили на борт. Ладлоу взял ее обмякшее запястье и сокрушенно покачал головой:
— Пульс очень слабый, лейтенант. Еле прощупывается. Я очень беспокоюсь за жизнь несчастной девушки.
— А я нет, — заявил Синклер, рассчитывая произвести эффект как на Элеонор, так и на никчемного врача.
Он высвободил ее руку из потной ладони Ладлоу и подсунул назад под одеяла. Элеонор не шелохнулась.
— Боюсь, даже мои пиявки замерзли.
Хоть какая-то хорошая новость: любая мало-мальская потеря крови причинит Элеонор сейчас только вред.
— Сочувствую, — ответил он и подумал, что процедура прикладывания пиявок к груди и ногам Элеонор, вероятно, доставила бы доктору немалое удовольствие. — Будьте добры, оставьте нас. Я и сам отлично справлюсь.
Доктор Ладлоу отвесил легкий полупоклон.
— Я пришел с сообщением от капитана. Он желает поговорить с вами на палубе.
— Поднимусь сразу, как только освобожусь.
— Простите, лейтенант, капитан настаивает, чтобы вы явились немедленно.
— Чем скорее вы уйдете, тем скорее состоится наша встреча.
Ладлоу, помедлив, покинул каюту. Едва он вышел, Синклер подпер дверь стулом, вытащил спрятанный под мундиром кортик и откупорил бутылку.
— Потерпи, — сказал он Элеонор, хотя и не был уверен, что та его слышит. — Сейчас станет легче.
Одной рукой он приподнял ее голову над импровизированной подушкой — холщовым мешком, набитым тряпками, — а другой приложил к губам бутылочное горлышко.
— Пей. — Синклер чуть наклонил бутылку, и жидкость, попав на губы девушки, окрасила их в красный цвет, словно к ним снова начала возвращаться жизнь. — Пей.
Тыльной стороной ладони Синклер почувствовал слабое дуновение ее дыхания. Он наклонил бутылку сильнее — розовая струйка потекла по подбородку и уткнулась в брошку слоновой кости на воротнике платья. Изо рта девушки показался кончик языка и скользнул по губам, словно пытался собрать все капли, не достигшие цели. Синклер невольно улыбнулся: