Студии и прочие рабочие помещения на верхних этажах дома переустроили в комнаты для интимных свиданий.
В данный момент примерно полдюжины femmes galantes прохаживались по гостиной в плотно облегающих или слишком откровенных платьицах, и еще столько же клиентов томно возлежали на диванах. Слуга спросил, не хочет ли Синклер чего-нибудь выпить, на что тот ответил:
— Джину. И моим друзьям.
— Мне виски, — отозвался Рутерфорд и посмотрел на него с вызовом, как бы говоря «плачу я, поэтому могу заказывать все, что пожелаю».
Синклер понимал, что лишь сильнее загоняет себя в яму, увеличивая и без того немалый долг, но порой единственный способ всплыть, думал он, — опуститься на самое дно. И возможностей для этого здесь было хоть отбавляй.
К Французу уже клеились две шлюхи с иссиня-черными волосами и в сверкающих стразами босоножках.
— Это ты, Синклер?! — спросил кто-то. Ясно — Далтон-Джеймс Фитцрой, болван чистой воды, семейные владения которого соседствовали с землями семьи Синклера. — Господи, что ты тут делаешь?!
Повернувшись на тахте, Синклер, как и ожидал, увидел Далтона-Джеймса Фитцроя; тот водрузил толстую задницу на фортепианную скамейку рядом с поющей девушкой. Когда она обернулась и обратила к нему простое деревенское лицо, Синклер увидел, что, несмотря на крупное телосложение, девушке было не больше двенадцати-тринадцати лет.
— А я было решил, что кредиторы заставили тебя бежать из города, — заявил Фитцрой.
Его хомячьи щеки лоснились от пота.
Синклер заставил себя не поддаваться на провокацию и ответил просто:
— Развлекаюсь.
Фитцрой не собирался отступать.
— А ты не задумывался, как будешь оплачивать аптекарю лечение, если подцепишь гонорею?
На этот раз Синклер был избавлен от необходимости давать даже краткий ответ благодаря вмешательству мадам Эжени, которая поспешила защитить честь своего заведения.
— Messieurs,[5] мои девочки чисты, как слеза! — заверила она, порхая между ними бабочкой. — Доктор Эванс проверяет их régulièrement.[6] Каждый месяц! К тому же нашими услугами пользуются исключительно la crème de la société.[7] Только достойные джентльмены, как вы сами можете убедиться, — успокоила она, обводя рукой комнату, а затем игриво, но многозначительно погрозила Фитцрою обвешанным перстнями пальцем. — Вам должно быть стыдно за подобную бестактность по отношению к очаровательным дамам, сэр.
Фитцрой решил превратить упрек в шутку и, низко склонившись над клавиатурой фортепиано, сказал пианистке в знак извинения:
— Возможно, будет лучше, если я вложу свой меч в ножны и покину поле сражения.
Сальная реплика была совсем не в духе такого труса, как Фитцрой. Он любил похорохориться, но стоило армии объявить о наборе рекрутов, как он сразу поджал хвост.
Фитцрой встал — при этом его шелковый жилет затрещал по всем швам — и, схватив девушку за руку, нетерпеливо засеменил к парадной лестнице.
— Джон-О, — позвала мадам Эжени, — будь добр, проводи гостя в Suite des Dieux.[8]
Девушка обернулась и, почему-то решив искать поддержки именно у Синклера, бросила на него испуганный взгляд. Даже слой вульгарного макияжа не мог скрыть ее юного возраста и неопытности. Синклер решил вызволить ее из потных лап Фитцроя.
— Почему бы тебе не взять опытную женщину? — бросил он тому вслед.
Двое мужчин в гостиной гоготнули.
Фитцрой остановился, помедлил немного и, не оборачиваясь, произнес:
— Chacun à son goût,[9] Синклер. Кому же знать, как не тебе.
Толстяк вышел из комнаты, увлекая за собой трофей, обреченно плетущийся следом, а к Синклеру подошла мадам Эжени и укоризненно цокнула языком.
— Ну почему вы сегодня такой сварливый? Прямо сами на себя не похожи, милорд. — Синклер не был лордом — по крайней мере пока. Просто мадам Эжени любила польстить клиентам и частенько величала их именно таким образом. — Мистер Фитцрой хорошо заплатил за привилегию.