Мои глаза так горели, что от холодного воздуха их начало щипать.
Он сдвинулся, и его тело теперь было полностью обращено ко мне.
— Так вот в чём дело? А я думал, что у тебя с ним интрижка.
— Боже, нет, — я содрогнулась.
Он решил, что мне холодно, и положил руки на мои голые плечи. От этого я задрожала ещё сильнее.
Он нахмурился.
— Тебе холодно?
— Нет.
На его лице появилась улыбка. Он провёл одной рукой по моему плечу в сторону шеи. Его большой палец остановился в ложбинке между моими ключицами. А четыре других его пальца слегка коснулись моих позвонков. Мой пульс бешено застучал под его большим пальцем.
— Знаешь, в ту ночь, когда всё произошло — почти сразу после того, как ты ушла — мой отец позвонил мне. Он был возбуждён и пьян. И зол. По-настоящему зол. Он приказал мне поджечь гостиницу. Сказал, что твоя семья погубит нашу стаю. Я сказал ему, что он пьян и сошёл с ума, и что никто не будет ничего поджигать. И тогда он назвал меня трусом. Он сказал, что я такой же трус, как и моя мать. А затем он сказал…
Его пальцы сжались вокруг моей шеи, почти сделав мне больно.
Я схватила его за руку и отодвинула её от себя.
Его веки закрылись.
— Что он сказал? — проговорила я.
Он крепко сжал губы. Так крепко, что я решила, что он их уже никогда не разомкнёт. Но он вымолвил:
— Он сказал, что надеялся сделать из меня мужчину, избавившись от неё.
Моя рука застыла на его руке.
— Избавившись…
— Папа бил маму. Часто. В ту ночь, когда она умерла… — его голос задрожал.
Я сжала руку Лиама, чтобы успокоить его.
— Они поругались из-за меня.
Его голос дрогнул, и из него вырвалось сдавленное рыдание. Он снова сжал губы, но после этого они раскрылись, а его глаза потемнели и наполнились слезами.
— Я всегда подозревал, что он забил маму до смерти, но я никогда не знал наверняка. Пока он не признался в этом. И тогда я обезумел. Я сказал, что убью его. И повесил трубку.
Моё сердце разбилось на части, в то время как ноги Лиама подкосились. Он повис на мне, и у него из груди вырвались рыдания. Я не знала, плакал ли он о своём отце или о своей матери. Я подвела его к креслу, чтобы груз его печали не свалил нас с ног. Он потянул меня вниз за собой и обнял, как испуганный ребёнок обнимает свою мать, после чего схватился за ткань моего топа и зарыдал, уткнувшись лицом в мои ключицы.
Наконец его рыдания стихли, но он не поднял своего лица.
— В тот момент со мной были Лукас и Август, поэтому, когда тело моего отца нашли в бассейне несколько часов спустя, они были убеждены, что я убил его. Они даже зашли так далеко, что рассказали обо всём Фрэнку. Я дико на них разозлился и провёл своё собственное расследование. Я нанял частного детектива и заставил его проверить тебя. Я обнаружил твой запах на диване своего отца. Я не считал, что это ты убила его… по крайней мере, в одиночку.
Я провела рукой по его волосам в надежде, что моё прикосновение немного успокоит его.
— И только когда Эверест уехал из города, всё вдруг встало на свои места. Тогда я уже знал про Бекку, и всё сошлось. А потом Фрэнк рассказал мне о том, что Эверест украл боулдеровский артефакт.
— Его украл Эверест?
Он кивнул.
— Зачем?
— Не знаю. Может, для того, чтобы иметь рычаг воздействия?
Он вздохнул, и от его тёплого дыхания моя кожа начала пульсировать.
— Завтра я начну искать его, а сегодня… Сегодня ночью я не хочу думать о своём отце. Не хочу думать об Эвересте. И о том, как ты чуть не довела меня до инфаркта, когда попросила убить тебя…
Он отпустил мой топ и взглянул на меня, после чего положил руки на мою поясницу. Его дыхание замедлилось и выровнялось. Жар от его тела заставил меня всю покрыться мурашками.
Я вдруг осознала, что меня обнимал не ребёнок, и мои пальцы дрогнули. Его губы коснулись острой косточки моего плеча и остались там — это был не совсем поцелуй. Я никогда не думала, что моё плечо может быть таким чувствительным, но все мои ощущения сосредоточились на этой точке.
Он положил руку мне на затылок и притянул к себе моё лицо на невероятно близкое расстояние.
— Фрэнк хочет, чтобы я стала членом стаи, — выпалила я.
— Не он один.
Кончиком указательного пальца он провёл линию от центра моего лица и вниз по шее. Он остановился только тогда, когда его палец достиг того места, где лихорадочно билось моё сердце. Он растопырил пальцы и прижал ладонь к моей груди.
— Ты и правда думаешь, что Фрэнк позволил бы нам биться насмерть? — спросила я хриплым голосом.