Если бы я была из тех девушек, кто легко краснеет, я бы зарделась, услышав это прозвище. Не потому, что это было неправдой… Ямочки на моих щеках, и в самом деле, были глубокими — похожими на кратеры — но это прозвище было произнесено очень громко.
— Теперь меня зовут Несс. А ты кто?
Он улыбнулся.
— Чёрт. Несс. А ты выросла.
— Так бывает, когда проходит шесть лет.
Я вскинула бровь и изучила его лицо: слегка загорелая кожа, усыпанная веснушками, выдающийся вперёд прямой нос, тёмная щетина, коротко стриженые чёрные волосы и светло-карие глаза.
— Август? — неуверенно спросила я. — Август Ватт?
Его улыбка стала шире.
И тогда я тоже улыбнулась, потому что Август был моим самым любимым человеком в Колорадо после родителей. Когда я просила стаю принять меня в свои ряды, он и его отец поддержали меня, присоединив свои голоса к голосу Эвереста. Но их мнение утонуло в хоре голосов, которые были категорически против.
Девушка в стае, состоящей из одних мужчин? Что за возмутительная идея?
Я не была виновата в том, что родилась девочкой. И не могла попроситься в соседнюю стаю, потому что оборотни не могли менять стаю. Единственное что разрешалось оборотням, это либо быть частью собственной стаи, либо уехать — далеко — чтобы их тело не могло перевоплощаться. Те, кто оставались — волки-одиночки — считались непредсказуемыми и преследовались.
Август покачал головой.
— Не думал, что ты вообще вернёшься.
— Я и не планировала, но дерьмо случается.
На его лице отразилась эмоция, которая всегда сводила меня с ума. Жалость. Вероятно, мне не следовало упоминать про дерьмо в своей жизни.
— Ты в порядке?
— Бывало и лучше, но бывало и хуже.
Он нахмурился ещё больше.
Я провела рукой по своим длинным волосам, потому что прямо сейчас почувствовала себя неловко, чёрт побери.
Очень медленно его напряженное лицо начало смягчаться.
— Ты планируешь остаться?
— Ещё не решила.
Моя кожа покрылась мурашками, когда над моей головой пронесся порыв холодного воздуха из вентиляции. Я прижала руки к груди.
— Не хочешь поговорить снаружи?
Мне было холодно, но мне жутко хотелось спрятаться от сердитого взгляда своей тёти.
— Конечно.
Сквозь раздвижные стеклянные двери мы вышли на крыльцо, которое было таким же просторным, как и гостиная.
— Кстати, тебе необязательно со мной разговаривать, — сказала я.
Он обнял меня рукой за плечи и прижал к себе. Всё моё тело напряглось.
— Заткнись. Моя любимая девочка только что вернулась. Дай мне насладиться.
Я тихонько фыркнула.
— Любимая девочка?
Он поправился:
— Женщина.
Я вгляделась в его лицо. Его веснушки, казалось, стали темнее.
— Я думала, у тебя теперь полно любимых девочек. Я хочу сказать, ты только посмотри на себя. Ты теперь настоящий мужчина.
— Настоящий мужчина? — он усмехнулся. — Если бы все сейчас не пялились на нас, я бы зажал тебя у себя под мышкой и взлохматил бы твои чудесные волосы.
— Только посмей.
— Ладно, — он посмотрел на меня, всё ещё улыбаясь. — А если серьёзно, я рад тебя видеть.
— А я тебя.
Когда мы дошли до ограждения, сделанного из переплетённых шлифованных веток, я высвободилась из-под его тяжелой руки.
— Как дела?
— Довольно неплохо. Я пошёл служить через год после твоего отъезда. Чтобы заплатить за колледж.
— Военно-морской флот или сухопутные войска?
— Морпехи.
Я провела пальцами по сучкам на золотистых ветках ограждения, которое мой папа и отец Августа поставили тут, когда Джеб купил гостиницу. Папа был талантливым плотником. Он научил своему ремеслу отца Августа, а тот в свою очередь купил компанию отца после его смерти.
Я оперлась локтями о толстую балюстраду и, сощурившись, посмотрела на густые заросли сосен, которые росли на острых хребтах Флашеронских скал. Вид из гостиницы определенно превосходил вид из окна того жилища, которое я называла домом. Не то, чтобы я собиралась признаться кому-нибудь в этом.
— Слышала, ты сейчас работаешь со своим папой, — сказала я.
— Ага.
Август провёл рукой по дереву, осторожно пройдясь пальцами по сучкам, после чего развернулся и облокотился на ограждение.
— И как идут дела?
— Бизнес процветает. Нужна работа?
— Работа?
— Помню, тебе нравилось строгать дерево.
— Это было, — в моей голове возник образ отца, — давно. К тому же, у меня есть работа. Я работаю здесь.
Я хотела, чтобы мой дядя платил Эвелин в полном объёме, поэтому предложила помочь с уборкой. Моя чопорная тётушка сначала воспротивилась, но она довольно быстро поняла, насколько я эффективна, и передумала. Когда Эвелин пронюхала про нашу сделку, на меня вылился целый поток испанской брани. Каждый раз, когда она становилась эмоциональной, её родной язык вырывался из неё точно гейзер.