Даже в ботинках я стараюсь осторожно ступать по полу, проходя мимо мастерской. Ставни еще опущены, но меня радует темнота. Кажется неправильным, что Благословенное Солнце сияет так ярко, когда все в нашей жизни перевернулось с ног на голову и висит на волоске.
Но мое настроение немного меняется, когда я вижу молодого человека, сидящего за кухонным столом. Он поднимает глаза и ухмыляется мне. За последние полгода черты его лица, кажется, увеличились достаточно, чтобы соответствовать гигантскому носу, а над верхней губой вместо тонких редких волосков появились солидные черные усы. Когда он встает, чтобы поприветствовать меня, я понимаю, что он все еще выше меня на десяток сантиметров.
– Светлого дня, Реми! – восклицаю я, бросаясь в его объятия. – Рада тебя видеть.
Раскаты смеха в его груди резонируют с моими, когда он сжимает меня в ответ. Но, прежде чем мне удается раствориться в его объятиях, я вдруг вспоминаю, как мы расстались прошлой осенью. А помнит ли он?
Я отстраняюсь, чувствуя неловкость. Грубые руки Реми обхватывают и сжимают мое лицо, пока ярко-зеленые глаза ищут встречи с моими. Он сжимает губы зубами, и я невольно повторяю это движение. О да, он помнит.
Реми морщит лоб:
– У тебя теперь другие глаза.
– Чепуха, – возражает госпожа Лафонтен из-за стойки на другом конце кухни.
Судя по запахам и тому, что удалось разглядеть краем глаза, она готовит любимые блюда сына.
– Нет, правда. – Реми склоняет голову набок. – Раньше были темнее, а сейчас внешние края… четче.
У меня карие глаза, вернее, смесь карего и голубого. И то, что он так хорошо знает их цвет – или думает, что знает, – говорит о многом.
– Это просто свет.
Экономка гремит двумя чугунными кастрюлями так громко, что мы с Реми отскакиваем друг от друга. Ей явно не нравится то, что происходит между нами, а я и сама не уверена, что именно происходит.
Уезжая на дальнейшее обучение в Лютецию, Реми поцеловал меня на прощанье в щеку, как брат сестру, и сказал: когда он вернется, все изменится. Я предположила, что он говорил о проверке умений, которую сможет пройти после обучения, если на то будет воля Солнца. А потом он назвал меня по имени – впервые – и снова поцеловал. Но теперь уже в губы. И совсем не по-братски.
Нет, я не посчитала свой первый поцелуй противным, но и не ощутила того трепета, которого ожидала. Возможно, его перекрыло мое удивление.
…Реми садится обратно и отодвигает для меня соседний стул, словно между нами и не было ничего странного.
– Когда ты приехал? – заняв предложенное место, спрашиваю я.
Он косится на свою мать.
– Рано утром.
– Значит, ночуешь где-то недалеко от города, – делаю вывод я. – Почему не стал добираться?
– И поднимать всех на уши перед сном? Маме нужно как следует высыпаться. – Госпожа Лафонтен бросает на сына хмурый взгляд через плечо, а Реми улыбается в ответ. – Хотя, я слышал, она все равно плохо спала из-за вчерашних волнений.
От этого напоминания у меня тут же пропадает аппетит.
– «Волнения» – не то слово, которое бы я выбрала.
– Ох, чуть не забыла, – прерывает нас экономка. – Приходил венатре. Хотел поговорить с тобой, но я сказала, что ты спишь и собиралась сама прийти к нему, как вы договаривались.
– Венатре? – Реми удивленно распахивает глаза. – Ради Перреты проведут официальное расследование?
– Удэн Монкюир признался, что встречался с ней вчера вечером, – говорю я. – И это слышали десятки людей.
Плечи экономки напрягаются, а Реми наклоняется вперед, сосредоточив все внимание на мне.
– Сын графа – один из подозреваемых?
– Думаю, расследование по большей части затеяли, чтобы оправдать его, – отвечаю я. – И, скорее всего, поэтому венатре – не граф и не его старший сын.
– А кто?
– Его зовут Симон из Мезануса. Кажется, родственник Монкюиров.
Реми вновь откидывается на спинку стула.
– Что ж, тогда пусть их семья и разбирается.
– А ты знаешь, где это – Мезанус? Я никогда раньше не слышала.
Я рассматриваю тарелку с печеньем, стоящую между нами. Кажется, сейчас мой желудок даже одну печенинку не сможет переварить.
– Думаю, в Приции, – говорит Реми. – Недалеко от побережья.
Приция – это в нескольких днях пути на север от Галлии. И там говорят на другом языке. Вот только у Симона такого акцента нет.
Реми поигрывает вилкой на столе, вращая ее одним пальцем.
– Какой он?
– Венатре? – Я пожимаю плечами. – Сначала возражал против того, чтобы его назначали. Но, думаю, все сделает тщательно.