– Возможно, акустика здесь такова, что стены не дают распространиться звуку на улицы, и он поднимается вверх. – Симон замолкает на мгновение. – Ты понимаешь, о чем я?
– Конечно, – отвечаю я, ощущая снисходительное отношение. – Акустика играет важную роль при проектировании святилища.
Я не смогла бы сделать подробные расчеты, но зато понимаю суть. Именно углы и изгибы стен отвечают за то, чтобы голос священников у алтаря разносился по всему зданию. Здесь я отметила тот же эффект, когда подслушивала разговор с Жулианой с крыши, но не рассказываю об этом. Кстати, раз Симон знает об акустике и понимает язык врачей, образован он не хуже Реми, а то и лучше.
Поняв, что последнюю дверь нам так никто и не откроет, мы возвращаемся в переулок.
– Давай начнем с самого начала, – говорит Симон. – Что ты увидела, когда заглянула сюда той ночью?
И тут мой взгляд натыкается на пару серебристых глаз, подведенных тушью, на другой стороне улицы. Я замираю – но они исчезают прежде, чем мне удается осознать увиденное.
– Катрин.
Лицо Симона так близко, что изъян в его глазу выделяется так же сильно, как темный сучок на дубовой доске.
– Что? – вздрогнув, говорю я.
– Что-то не так?
Человек пропал… если он мне не привиделся.
– Нет, ничего, – быстро отвечаю я.
У Симона такое лицо, что сразу понятно: он не особо верит моим словам.
– Что ж, ладно. – Он указывает на переулок. – Что ты видела той ночью?
– Темноту, – просто отвечаю я.
– И все равно пошла туда?
– Да… – Я замолкаю на мгновение, чтобы воскресить в памяти тот момент. – Лунный свет освещал стену, и я заметила грязные следы, тянущиеся к выходу из переулка. А в нос ударил сильный запах крови.
Симон приподнимает бровь, глядя на меня.
– И ты все равно пошла в переулок? – медленно повторяет он.
Я ощетиниваюсь:
– Сомневаешься, что я говорю правду?
– Сомневаюсь в твоем здравомыслии, – проходя в переулок, бормочет он.
Я осторожно следую за ним, вспоминая ощущение удушья, которое охватило меня, стоило сделать пару шагов в темноте.
Симон останавливается у пятен крови на стене, размытых сильным дождем.
– Их ты увидела первыми?
Меня охватывает дрожь. Я сначала увидела пятна не здесь, а на стене святилища.
– Да. Луна светила прямо на них.
– А затем?
– Затем… – Я колеблюсь, вспоминая, как меня охватило желание узнать, совпадает ли ощущение в моих видениях с реальностью. – Мне показалось, что эти полосы похожи на следы пальцев, поэтому я протянула руку, чтобы дотронуться до них.
Вот что вылетело у меня из головы: я потянулась к стене.
И, как только мои пальцы коснулись шершавой поверхности, освещенной лунным светом, внезапно увидела все. Не просто увидела, но и услышала звуки и запахи, которые вдруг стали невероятно интенсивными. Даже смогла прочитать мысли Перреты, словно они повисли в воздухе вместе с ароматом ее духов… и крови. Хотя до этого ничего подобного не ощущала.
Я услышала крики Перреты, увидела ее кровь на стене, словно свою, почувствовала, как пальцы скользят по шершавой стене, услышала ясный голос селенаэ, увидела лицо женщины в окне – все это происходило при лунном свете.
Это луна. Она что-то сделала со мной.
Я понимаю, что замерла с протянутой рукой, как и той ночью.
Симон осторожно кладет ладонь мне на локоть, и я невольно вздрагиваю. В складках его лба читается сожаление.
– Именно в тот момент ты увидела ее? – спрашивает он.
Я с трудом сглатываю.
– Да.
– Много ли ты увидела?
– Все.
Я опускаю руку, прижимая ее к боку. А когда сожаление на лице Симона сменяется недоумением, хватаюсь за первое, что приходит в голову.
– В небе сверкнула молния. И осветила переулок на несколько мгновений.
– А-а, – Симон понимающе кивает.
Вот только переулок освещался дольше пары секунд, да и гроза к тому моменту еще не добралась до города. И никакая молния не объяснила бы того, что я услышала.
Всему виной магия. Другого объяснения нет.
– На самом деле очень легко восстановить то, что произошло. – Симон подходит к стене и поднимает руки так, словно собирается схватить невидимого человека. – Можно с уверенностью сказать: он перерезал ей горло сзади. Ничего не помешало крови, когда она брызнула в стороны. – Сжав одну руку в кулак, Симон проводит ею поперек воображаемого горла, слева направо. – Закричала Перрета, скорее всего, перед этим, – тихо продолжает он. – Потому что после этого она вряд ли вообще смогла бы кричать.
Симон прав, осознаю я с невероятной уверенностью, и это настолько шокирует меня, что по телу расползается дрожь.