– Поверьте, столь искусной любовницы, как я, у вас никогда не было. Заверяю, ни одна девка с Ковент-Гарден со мной не сравнится… – леди подалась ещё сильнее вперёд и почти коснулась своими пухлыми губами губ старика.
– Мисс Говард, – заикаясь из-за возбуждения, еле вымолвил Байрон, – будьте уверены, я отведаю все ваши умения…
– Боюсь, что нет. Вам никогда не доведётся испытать сладких утех в моей постели, – завлекающе, словно флиртуя, прошептала Амелия, но её глаза с неприкрытым презрением насмехались над старым развратником.
Чёрта с два! Она не подчинится его воле, не позволит пасть себе столь низко!
Не сразу, спустя пару ударов сердца, глаза судьи округлились. Она отказала ему? Несмотря на скрытые угрозы пустить по миру её семью, лишить будущего младшую сестру и всех, кто ей дорог, включая Джозефа Фостера? Отказала?!
– Неблагодарная потаскуха! – взревел Байрон, дёргая мисс на себя, в желании швырнуть её к окну.
Внезапно дверь кабинета распахнулась, впуская в помещение голоса из коридора. На пороге стоял сын судьи – Даниэль. В его глазах застыло искреннее непонимание. С одной стороны, Амелия Говард и Питер Байрон нарушили все приличия своей безусловной близостью. Но с другой – детектив сразу заметил озлобленный оскал отца и испуганное выражение лица леди, тем не менее глядевшей на судью с вызовом.
– Что здесь происходит? – опуская правила этикета, требовательно спросил Даниэль, переводя взгляд со своего родителя на Амелию и обратно.
Мисс Говард резко одёрнула руку, высвобождаясь из цепких пальцев Байрона-старшего, и, бросив на него последний уничижительный взгляд, направилась к выходу. Проходя мимо детектива, она задела его плечом, но даже не извинилась, молча выскочив в коридор.
– Отец? – теряясь в догадках, настаивал на объяснениях Даниэль, но судья лишь гневно тряхнул головой, не собираясь ничего комментировать.
Тогда детектив глянул вслед Амелии, она ещё не успела повернуть к лестнице. Мужчина ринулся вдогонку.
– Мисс Говард, постойте!
– Не сейчас, Даниэль! – отмахиваясь, отозвалась леди, ускорившись.
Джентльмен нагнал её в три широких шага и поймал за локоть, заставляя обернуться и посмотреть на себя. Его прикосновение не было грубым и не несло в себе никаких непристойных намёков, и всё же Говард вспылила.
– Отпустите меня! – злобно процедила она, наплевав на то, что это могло привлечь нежелательных свидетелей.
– Я лишь хотел узнать… – но девушка перебила детектива, почти истерично рассмеявшись.
– Надо же, а вы, оказывается, не такой тюфяк, Байрон. Весь в отца! Не можете получить желаемого миром, применяете силу?! Так?
Даниэль возмущённо вскинул брови от обвинений в свой адрес.
– Вы забываетесь, мисс Говард. Мой отец…
– Леди велела её отпустить! – раздался низкий, спокойный, но властный мужской голос.
Амелия повернула голову на звук. Чуть поодаль от них стоял Томас Рэнделл. Мужчина, как всегда, был одет с иголочки. Тёмно-синий бархатный камзол, белая рубашка, шёлковый галстук кобальтового цвета в тон жилету, тёмные брюки, начищенные до блеска туфли, высокий цилиндр и трость в правой руке. В его глазах застыло требовательное предупреждение, не открытая угроза, и всё же нечто, давящее на собеседника авторитетом. Но когда мужчина перевёл взгляд на Амелию, его губы чуть дрогнули в лёгком намёке на тёплую улыбку. Впрочем, уже секунду спустя, джентльмен вновь обратил свой стальной взор к детективу. Говард поймала себя на мысли, что, должно быть, именно так зарождается тот самый шторм в глазах американца.
Несколько секунд все трое молчали, не двигаясь с места. Вскоре Даниэль разжал пальцы.
– Прошу прощения.
Нервно кивнув, что мало походило на учтивый поклон, мужчина развернулся и пошёл в сторону кабинета отца. Амелия и не взглянула в его сторону, она по-прежнему смотрела на Томаса. При дневном свете этот джентльмен выглядел несколько иначе, не так загадочно, как в объятьях сумрачного города, но, возможно, даже лучше…
Рэнделл вновь улыбнулся лишь слегка.
– Вы в порядке?
Говард ответила не сразу. Возможно, впервые в жизни леди действительно была обескуражена и не могла подобрать уместных слов. Маска бескомпромиссной самоуверенности чуть было полностью не слетела с её прелестного лица. Американец видел, девушка взвинчена, и, очевидно, глубоко расстроена.
Тогда, на приёме, Амелия показалась мужчине чрезмерно горделивой и неприступной, чем, собственно, и привлекла его внимание. Сейчас же он увидел в ней нечто настоящее, свойственное обычным, земным людям – слабость. И это заинтересовало его не меньше.