Долгое мгновение Лу смотрела на меня, касаясь бесконечно ласково, бесконечно терпеливо.
– Рид, – сказала она наконец. Серьезно и выжидательно.
Я не мог на нее смотреть. Не мог вынести любви в ее глазах, таких знакомых мне. В его глазах. Даже если Лу пока этого не понимала, даже если сейчас ее это не волновало, настанет день, когда она возненавидит меня за содеянное. Потому что Архиепископ был ее отцом.
И я убил его.
– Рид, посмотри на меня.
В мыслях вспыхнуло непрошеное воспоминание. О том, как мой нож вонзился ему меж ребер. Как его кровь заструилась по моему запястью. Теплая, густая, влажная. Я повернулся к Лу и увидел в ее сине-зеленых глазах твердость и решимость.
– Пожалуйста, – прошептал я. К моему стыду – и унижению, – на этом мой голос надорвался. Жар прилил к щекам. Даже я сам не знал, чего от нее хочу. Пожалуйста, не спрашивай меня об этом. Пожалуйста, не заставляй меня об этом говорить. И, наконец, сквозь боль прорезался пронзительный вой, заглушивший все остальное.
Пожалуйста, помоги мне об этом забыть.
На лице Лу промелькнула целая гамма чувств – так быстро, что я едва заметил. Затем она вздернула подбородок, и в глазах ее блеснул коварный огонек. В следующий миг Лу забралась на меня, прижав палец к моим губам. Затем облизнулась.
– Mon petit oiseau[2], в последние дни ты, похоже, несколько… подавлен. – Она наклонилась ближе, касаясь носом моего уха. Отвлекая меня. Отвечая на мою невысказанную мольбу. – Я могу тебе с этим помочь.
Абсалон возмущенно зашипел и исчез.
Когда Лу прикоснулась ко мне, задвигалась – едва ощутимо, сводя меня с ума, – кровь отхлынула от моего лица, устремившись вниз. Я закрыл глаза, стиснул зубы, чувствуя, как внутри разгорается жар, и впился пальцами в бедра Лу, прижимая ее к себе.
Позади нас кто-то тихо вздохнул во сне.
– Здесь нельзя. – Мой сдавленный шепот прозвучал в тишине слишком громко.
Лу только усмехнулась и прижалась ко мне еще крепче – всем телом, – пока мои бедра не устремились ей навстречу. Один раз. Еще. И еще. Сначала медленно, затем все быстрее. Я откинулся на холодную землю, отрывисто дыша и все так же не открывая глаз. Низкий стон подступил к горлу.
– Кто-то может увидеть.
В ответ Лу дернула меня за ремень. Я распахнул глаза и выгнулся навстречу ее прикосновению, наслаждаясь им. Наслаждаясь ею.
– Пусть, – сказала она, тоже дыша с трудом.
Кто-то кашлянул.
– Мне плевать.
– Лу…
– Ты хочешь, чтобы я остановилась?
– Нет. – Я сжал ее бедра еще крепче, быстро сел, и наши губы соприкоснулись.
Снова кашель, на этот раз уже громче. Я почти не обратил на него внимания. Чувствуя, как Лу касается моего языка своим, как ее рука скользит в мои расстегнутые штаны, я бы не смог остановиться, даже если бы попытался. Пока не…
– Хватит. – Слово сорвалось с моих уст, и я отпрянул, поднимая Лу за бедра, отстраняя ее от себя.
Я не хотел, чтобы все зашло так далеко и так быстро, когда вокруг столько людей. Я выругался, тихо и злобно, и Лу растерянно заморгала и схватилась за мои плечи, чтобы удержать равновесие. Губы ее распухли, щеки раскраснелись. Я снова зажмурился – крепче, крепче, крепче, – думая о чем угодно, лишь бы не о Лу. Гнилое мясо. Плотоядная саранча. Морщинистая обвисшая кожа, что-нибудь сырое, свернувшееся, склизкое… Слизь. Капающая слизь или, или…
Моя мать.
Воспоминание о первой нашей ночи здесь вспыхнуло в памяти с кристальной ясностью.
– Я говорю совершенно серьезно, – предупреждает мадам Лабелль, отводя нас в сторону. – Никаких вылазок на тайные свидания. В лесу опасно. У деревьев есть глаза.
Лу звонко и заливисто смеется, а я захлебываюсь стыдом.
– Мне известно, что между вами есть плотская связь – не пытайтесь это отрицать, – добавляет мадам Лабелль, когда я заливаюсь краской. – Но как бы ни были сильны ваши низменные порывы, угроза за границей лагеря слишком велика. Вынуждена просить вас до поры до времени их сдерживать.
Я молча ухожу, но смех Лу все еще звенит в ушах. Мадам Лабелль неуклонно следует за мной.
– Подобные желания совершенно естественны.
Она огибает Бо, стараясь поспевать со мной. Он тоже трясется от смеха.
– Право, Рид, подобная незрелость просто обескураживает. Ты ведь соблюдаешь осторожность, верно? Возможно, нам следует начистоту поговорить о мерах предохранения…
Так. Получилось.
Нараставшее давление ослабло, и ему на смену пришла ноющая боль.