Чтобы укрепить свои отношения с Аль Саудами и гарантировать, что они не прервутся после очередной смены руководства королевства, Рафик поддерживал отношения с другими ветвями семьи. Это становилось все более важным по мере того, как король Фахд становился все более больным и немощным, а сравнительно строгий наследный принц Абдулла стал играть все большую роль в руководстве страны.
Абдулла представлял собой потенциальную трудность для Рафика. У него была другая мать, чем у короля Фахда, чьи полнородные братья, известные как "семерка Судайри", включали могущественных принцев Султана, Салмана и Найефа. Абдулла не одобрял пышный образ жизни многих королевских особ, включая детей Фахда, и больше любил отдыхать в пустыне, чем сидеть во дворце. Если ему не нужны были роскошные дома, которые Saudi Oger построила для его предшественников, или если он не верил, что компания играет важную роль в модернизации Саудовской Аравии, то растущая власть Абдуллы могла стать проблемой для Рафика и его финансовых и политических амбиций.
Поэтому Рафик решил заняться "выращиванием" Абдуллы. Узнав, что Абдулла собирается посетить Ливан с государственным визитом, Рафик связался с Мухаммедом аль-Тобаиши, главой протокола Абдуллы. Он попросил Тобаиши уговорить Абдуллу остановиться в его доме на время визита. Рафик пообещал, что если глава протокола сможет это сделать, то его ждет большое вознаграждение.
Тобаиши справился с задачей. Абдулла остался с Рафиком в Бейруте, что дало ливанскому предпринимателю возможность установить личные отношения с будущим королем и убедить Абдуллу в том, что он будет надежным политическим союзником в Ливане.
Всегда щедрый на ответные услуги, Рафик построил для Тобаиши ранчо за пределами Эр-Рияда, укомплектованное сотрудниками компании Saudi Oger. Рафик также построил для шефа протокола конный завод с шестьюдесятью лошадьми и стадионом для их выгула. Все это было впоследствии конфисковано Мухаммедом бин Салманом в ходе захвата активов и денег после Ритца.
Рафик также сблизился с Халидом аль-Тувейджри, главой королевского двора Абдуллы, который помог обеспечить ему доступ к Абдулле. К тому времени, когда в 2004 г. в Бейрут в качестве посла прибыл американский дипломат Джеффри Фелтман, между Абдуллой и Рафиком установились тесные личные и политические отношения.
Политическая судьба Рафика Харири то изменялась, то распадалась. Он то терял пост премьер-министра, то вновь обретал его, то уходил в отставку в 2004 году. В следующем году он был убит взрывом бомбы, незадолго до того, как Абдулла стал королем. Это вызвало шок как внутри страны, так и за рубежом. Харири казался единственным человеком, который мог принести относительный мир в регион, и не сразу было понятно, кто хотел его убить. Ни одна из группировок не взяла на себя вину, хотя, учитывая сложность бомбы (более двух тысяч фунтов динамита и дистанционный подрыв), ответственность за нее явно несла организация со значительными ресурсами (в последствии некоторые обвиняли "Хезболлу", которая сама обвинила Израиль; позже следователи ООН заявили, что вероятным виновником является правительство Сирии). В результате взрыва погиб двадцать один человек, на берегу моря в Бейруте осталась воронка глубиной 15 футов, и образовалась огромная политическая пустота. Его сын Саад увидел, что это убийство также объединило ливанский народ, как никогда ранее. "Кровь его отца объединила людей. Возникла идея единого Ливана", - говорит Паула Якубиан, член парламента от Бейрута.
После периода скорби Саад взял на себя управление семейным бизнесом и политической машиной Харири. "Саудовцы очень поддерживали его, и решения, которые он принимал о том, когда и где заняться политикой, принимались при их полной поддержке", - говорит Фелтман, бывший посол США, который уехал из Ливана в Вашингтон и стал помощником госсекретаря по делам Ближнего Востока в 2009 году, когда Саад впервые стал премьер-министром Ливана. Саад поддерживал отношения с Тобаиши и Тувайджри. Позже сотрудники Тобаиши рассказали друзьям, что Саад Харири использовал свой личный самолет, чтобы вывезти из королевства деньги для Тувайджри.
Сааду удалось прийти к власти вслед за своим отцом, но он не обладал тем же весом, что Рафик, ведя политические и деловые дела в стране и за рубежом. С зачесанными назад волосами, всклокоченной щетиной и роскошными вкусами Саад казался слабее и менее политически проницательным, чем его отец, - "молодой парень с большими деньгами, у которого была идея стать ливанским лидером", - говорит Якубиан. Не помогли и его личные поблажки. Южноафриканский суд установил, что в 2013 и 2014 годах Саад подарил 16 млн долл. модели бикини, с которой у него был роман.
У Саада также были напряженные отношения с членами его собственной семьи. Старший брат, Бахаа, считавший себя более подходящим лидером, тратил огромные суммы в США, финансировал аналитический центр и спокойно говорил чиновникам, что он лучше всех Харири подходит для руководства Ливаном. (Во время спора с другом Бахаа объяснил, что предполагаемый раскол был "всего лишь притворством, болван", чтобы ливанские избиратели увидели в Бахаа альтернативу и сохранили Ливан в руках Харири, если они выступят против Саада).
Саад продолжал поддерживать отношения с Саудовской Аравией, и на протяжении всего правления Абдаллы компания Saudi Oger строила для королевского двора огромные объекты на землях, принадлежащих правительству, в том числе дворец, ставший впоследствии Ritz-Carlton в Эр-Рияде. Даже после того, как в 2011 г. его первый срок пребывания на посту премьер-министра закончился, Саад оставался важной политической силой в Ливане и поддерживал существовавший десятилетиями саудовский альянс, используя свои доходы от саудовской королевской семьи для сохранения личного богатства и власти в Ливане.
Именно на таких отношениях и была построена экономика королевства - на сети личных связей, по которым саудовские нефтяные деньги перетекали к иностранным бизнесменам и обратно к чиновникам при королевском дворе и вокруг него. Во многих отношениях это работало хорошо. Хариры и различные придворные чиновники разбогатели. Компания Saudi Oger создавала рабочие места в Саудовской Аравии, хотя многие из ее рабочих и менеджеров были иностранцами. Король получил возможность реализовать свои строительные проекты. А Саудовская Аравия получила союзника, который мог бы продвигать саудовские приоритеты в продолжающейся борьбе Ливана за баланс между влиянием Израиля, Палестины, Сирии и, что самое главное, врага Саудовской Аравии - Ирана.
Но именно такие отношения приводили Мохаммеда в ярость. Работая при королевском дворе Абдуллы, он стал зацикливаться на показателях эффективности, которые обсуждали консультанты. По его мнению, Саудовская Аравия должна иметь возможность видеть какую-то отдачу от своих финансовых вложений. Королевство вложило огромные деньги в Харири, но какие результаты оно получило? Каков их "ключевой показатель эффективности"? Мохаммед решил, что результаты работы Саада не соответствуют тому, что платит королевство. После десятилетий покровительства, рассуждал Мохаммед, не должны ли хариры твердо стоять на стороне Саудовской Аравии против Ирана и поддерживаемой им в Ливане вооруженной группировки "Хезболла"?
Кроме того, была и финансовая сторона. Когда Салман вступил на престол, королевство находилось на грани экономического кризиса. Низкие цены на нефть сократили доходы государства, но расходы оставались высокими. Мохаммед взял на себя ответственность за реформирование саудовской экономики и пообещал, что времена, когда деньги от продажи нефти расходовались так быстро, как только королевство могло их получить, прошли. Вместо этого, по словам Мохаммеда, Саудовская Аравия найдет более эффективные способы инвестирования своих средств и построит новую диверсифицированную экономику, в которой люди смогут зарабатывать не только на нефти.