Гузер знал и финансовую сторону мира искусства. Чтобы свести к минимуму риск продавцов потерять картину из-за ошибки или неподходящего момента, аукционные дома стали действовать подобно инвестиционным банкам, предоставляя финансовые гарантии. Используя свои связи, Гузер нашел тайваньского инвестора и коллекционера произведений искусства Пьера Чена, который был готов предоставить гарантию на картину в размере 100 млн. долл. Это означало, что продавец, российский бизнес-магнат Дмитрий Рыболовлев, получит эту сумму за вычетом комиссионных, независимо от того, что произойдет на аукционе, поскольку покупателем по этой цене в любом случае станет Чен. В случае продажи дороже продавец разделит прибыль с поручителем.
Большие картины подразумевают большие рекламные бюджеты. Идея состоит в том, чтобы распространить информацию о продаже далеко и широко, чтобы привлечь как можно больше покупателей, скупая места во всех элитных журналах и деловых газетах и даже приобретая наружную рекламу в престижных районах крупных городов. Но Гузер отказался от всего этого, предпочтя нанять модное рекламное агентство Droga5 для создания ролика, ориентированного на широкую публику. В результате получился "Последний да Винчи" - завораживающая короткая реклама, в которой камера снимает с ракурса самой картины, а зрители, едва различимые в черном море, смотрят на нее с благоговением или слезами, когда на заднем плане играет эмоциональный струнный квартет. Это был мастерский ход.
В то время команда Christie's еще не знала, что эта тактика нашла отклик в Саудовской Аравии, где Мохаммед бин Салман был одержим большими идеями и активами. Молодого саудовского принца, жаждущего быть в одной лиге с премьер-министрами и олигархами, привлекли сверхвысокие оценки. Пока неясно, что он будет делать с картиной, но идея состояла в том, чтобы выставить ее в королевстве.
В день проведения аукциона Бадр набрал номер Александра Роттера, сопредседателя отдела послевоенного и современного искусства компании Gouzer, который стоял в телефонной будке на аукционной площадке вместе с другими людьми, стоявшими в очередях к потенциальным покупателям.
В течение нескольких минут аукцион подскочил со стартовой ставки в 100 млн. долл. до 150 млн. долл. и затем с шагом в 10 млн. и 5 млн. долл. до 265 млн. долл. В зале начался ропот, и периодически раздавались аплодисменты. Рекорд самой дорогой картины, когда-либо проданной, уже был побит.
К этому времени в банке рядом с Роттером развернулось соревнование двух человек - клиента Роттера и китайского миллиардера Лю Ицяня, который разговаривал по телефону с руководителем отдела оценки старых мастеров Christie's Франсуа де Пуртере. В соответствии с правилами Christie's ни один из клиентов не знал личности своего конкурента. Но торги продолжались, и напряжение нарастало: было видно, как два руководителя Christie's обсуждают торги со своими клиентами по телефону. Клиент Гузера выбыл из торгов раньше времени, но он внимательно следил за тем, как растут цифры: 245 млн. долларов, 286 млн. долларов, 290 млн. долларов, 318 млн. долларов, 328 млн. долларов, а затем 330 млн. долларов.
Де Пуртер подал сигнал аукционисту: 350 млн. долл.
Затем, примерно через девятнадцать минут после начала аукциона, Роттер спокойно сообщил окончательную цену: 400 млн. долл. Зал был ошеломлен, а затем стал неистовым и шумным. Это было лучшее шоу в Нью-Йорке: в зале, заполненном богатыми и красивыми людьми, разворачивалась история арт-бизнеса. С учетом гонорара, выплаченного Christie's, общий счет составил 450 млн долларов, что превышает весь бюджет президентской кампании Барака Обамы в 2012 году.
В течение трех недель личность покупателя оставалась загадкой для всего мира искусства. Слухи о том, кто это мог быть, распространялись быстро. Только 6 декабря источники, имеющие доступ к американской разведке, передали новость в Wall Street Journal и New York Times, чтобы подчеркнуть абсурдность поступка короля Саудовской Аравии. По их мнению, он не только расточителен, но и бессмысленно подкалывает консервативную исламскую общину Саудовской Аравии, не имея иной цели, кроме как вызвать ее раздражение.
В связи с продажей распространились и другие слухи, в том числе о том, что участниками торгов были Мохаммед бин Салман и катарский эмир Тамим бин Хамад, которых обуревала взаимная ненависть. Это не соответствовало действительности, но иллюстрировало растущее мнение о Мохаммеде как об импульсивном и быстро вспыхивающем человеке.
Мохаммед бин Салман находился в непростой ситуации, борясь с коррупцией и ведя дорогостоящую войну, и был возмущен тем, что новость о его секретной покупке так быстро просочилась в прессу. В течение года ему удавалось держать в секрете некоторые из своих крупнейших проектов, например NEOM. Однако об этой покупке - наряду с приобретением яхты Serene и огромного французского шато - информация просочилась быстро. Он также подозревал, что к этому причастен Катар. Поэтому вместе с друзьями из Объединенных Арабских Эмиратов Мохаммед придумал легенду: Саудовская Аравия купила картину в подарок Мухаммеду бен Заиду, в столице которого, Абу-Даби, несколькими неделями ранее открылся новый филиал Лувра. Картина должна была принести огромный доход начинающему музею, привлекая толпы людей, желающих взглянуть на редкого да Винчи.
Только Мухаммед бин Салман струсил: Зачем ему отдавать самую дорогую картину в мире в Абу-Даби, если он планирует превратить Саудовскую Аравию в культурного колосса? Картина попала в секретное европейское хранилище. Ни Бадр, ни Мухаммед не рассказали о ней ни единой душе, сколько бы ни пытались расспросить о ней в приватной обстановке приезжий миллиардер или консультант по искусству.
В то время как Абу-Даби использовал подход, направленный на привлечение искусства в ОАЭ через отношения с Лувром, консультанты Саудовской Аравии предложили стратегию, поддерживающую ее размеры, разнообразие и историю. Вместо того чтобы приглашать "архитектора-стартапера", который спроектирует большой впечатляющий музей и выведет его на первый план, страна сосредоточится на небольших музеях и археологических реставрациях. Некоторые из них будут посвящены чему-то одному, например, Музей благовоний, прославляющий любовь к парфюмерии и легендарные торговые пути, проходившие через королевство. Создание подобных достопримечательностей означало большие перемены в стране, где ваххабистский религиозный истеблишмент рассматривал музеи, особенно те, в которых представлены предметы старины, как способствующие поклонению идолам. В первом десятилетии 2000-х годов саудовские археологические находки хранились в секретном музее в одном из дворцов Эр-Рияда, чтобы духовные лица не узнали, что Аль Сауд бережно хранит исторические реликвии.
К 2020 г. Мухаммед и Бадр начали разрабатывать план открытия "Сальватора Мунди" в одном из новых музеев, запланированных в Эр-Рияде. Тема была непростой: изображение Иисуса сразу же было бы воспринято ворчащими ваххабитскими священнослужителями как идолопоклонство. Сам Иисус, или Иса, как его называют по-арабски, не представляет собой проблемы - в Коране он фигурирует как один из важнейших пророков, предшествовавших Мухаммеду. Но в картине заложена идея духовного превосходства, что не может не радовать. В прежней Саудовской Аравии не разрешалось даже публично демонстрировать картины с изображением человеческих фигур.
Для демонстрации картины, не предоставляя ей собственного музея, Бадр и его команда разработали план строительства нового крупного музея западного искусства в Эр-Рияде, как бы говоря: "Посмотрите на интересные работы оттуда". Это было бы, конечно, не единственным, но очень важным событием.
Как и планировал Гузер, эта картина оказалась полезной для страны, желающей поднять свой туристический престиж. Нельзя было купить Эйфелеву башню, но можно было потратить около полумиллиарда долларов на картину эпохи Возрождения, чтобы привлечь толпы туристов.