Приветствуя Гальярдо, пареньки эти называли его «маэстро» или «сеньор Хуан» и порой в вычурных выражениях клянчили у него горсть песет. Отлично одетые и вылощенные, они хоть и поглядывали на всех голодными глазами, но держались молодцевато, притворяясь, будто пресыщены радостями жизни, и бесстыдно щеголяли медными кольцами и фальшивыми цепочками.
Были среди них и порядочные юноши, силившиеся пробить себе дорогу на арену, чтобы обеспечить семью немного лучше, чем это позволяет скудный заработок поденщика. Другие, менее щепетильные, заводили себе верную подружку, которая занималась тайным ремеслом и с радостью продавала свое тело, лишь бы содержать ладного парня: ведь он, если верить его словам, вот-вот станет знаменитостью.
Не имея за душой ничего, кроме одного костюма, будущая знаменитость с утра до ночи ходит гоголем по центральным улицам столицы, рассказывая о контрактах, от которых он якобы отказался, и высматривая приятеля побогаче, готового раскошелиться и угостить товарищей. Если же кому-либо из них случалось по прихоти взбалмошной судьбы получить приглашение на бой молодых быков в провинции, счастливчику надо было в первую очередь позаботиться о выкупе боевого костюма, заложенного в ссудной кассе. Обычно это было старое, заслуженное одеяние, переходившее от одного героя арены к другому. Золотое шитье его потускнело, превратившись в жалкую мишуру; шелк пестрел заплатами, славными памятками о бычьих рогах, беспощадно рвавших в клочья штаны, которые хранили желтые разводы — постыдные следы пережитого испуга.
Среди этого сброда служителей тавромахии, ожесточенных неудачами и пребывающих в тени из-за бездарности или недостатка мужества, встречались личности, сумевшие завоевать всеобщее уважение. Молодец, трусливо бежавший от быка, внушал трепет своим искусством владеть навахой. Другой пользовался почетом за то, что одним ударом кулака прикончил человека и отсидел за это в тюрьме. Знаменитый шляпоглотатель приобрел известность тем, что съел однажды в таверне Вальекаса зажаренную кордовскую фетровую шляпу, обильно запивая ее вином.
Иные обладатели вкрадчивых манер, всегда свежевыбритые и отлично одетые, следовали за Гальярдо по пятам, в надежде на приглашение вместе пообедать.
— Мне недурно живется, маэстро,— говорил один из таких красавчиков.— Конечно, часто выступать не приходится — уж очень плохи времена,— но зато у меня есть покровитель... маркиз, вы его знаете...
Гальярдо загадочно улыбался, а юнец уже рылся в своих карманах.
— Маркиз очень внимателен ко мне... Поглядите, какой портсигар привез он мне из Парижа!
И юнец с гордостью показывал Гальярдо металлический портсигар, с крышки которого улыбались голенькие эмалевые ангелочки, порхающие над сентиментальной надписью.
Надменные молодцы с дерзким взором, гордившиеся своими мужскими достоинствами, занимали Гальярдо веселыми рассказами о своих похождениях.
По утрам они выходили на охоту в тот час, когда гувернантки и бонны из богатых домов выводят детей на прогулку по бульвару Кастельяна. Недавно приехавшие в Мадрид английские мисс или немецкие фрейлейн, напичканные фантастическими бреднями об этой легендарной стране, завидев молодца с бритым лицом под широкополой фетровой шляпой, доверчиво принимали его за тореро... Поклонник — тореро!
— Девицы эти — ну, ровно хлеб без соли, такие пресные!
Большие ножищи, льняные волосы, но знаете, маэстро, все у них на месте, это уж будьте уверены!.. Они едва кумекают, что им говорят, и в ответ на все лишь заливаются смехом, тараща глазищи и показывая зубы,— а зубы у них белые, как сахар. По-испански они не говорят, зато отлично понимают, чего от них ждешь. Ну, тут, слава богу, мы в грязь лицом не ударим, вот и получишь на табак да на все прочее. У меня их сейчас целых три.
Рассказчик гордился своей неутомимостью в любовных делах и умением пожирать сбережения гувернанток.
Иные посвящали свое время танцовщицам и певичкам из мюзик-холла, которые, приехав из разных стран в Испанию, торопились познать все наслаждения, которые может дать «поклонник тогего». То были пылкие француженки с вздернутыми носиками, плоскогрудые и такие воздушные, что казались совсем бестелесными под своими пышными, надушенными и шуршащими юбочками; тяжеловесные, упитанные немки — мощные и белокурые валькирии; оливково-смуглые итальянки с черными напомаженными волосами и трагическим взором.
Юные тореро со смехом вспоминали первое любовное свидание с этими почитательницами. Озадаченная тем, что легендарный герой ничем не отличается от остальных людей, иностранка недоверчиво вопрошала, в самом ли деле он «тореро»?.. И спешила отыскать на макушке длинную прядь волос, с удовлетворением смеясь своей хитрости,— колета в ее глазах заменяла удостоверение личности.
— Вы не знаете, маэстро, какие это чудачки! Они готовы всю ночь покрывать поцелуями косичку, словно нет ничего получше.
А что за причуды! В угоду им приходится вставать с постели и посреди спальни показывать все приемы боя быков — опрокидывать стул, размахивать простыней, точно плащом, и пальцами заменять бандерильи. Чудеса да и только! А потом, привыкнув в своих шатаниях по свету взимать дань с каждого ухажера, они принимаются клянчить подарки на своем ломаном языке, которого сам бог не разберет: «Дружок тореро, подарил мне один из своих золотых плащей, я накину его, когда выйду танцевать». Видали вы, маэстро, таких дур? Можно подумать, мы плащи как газеты покупаем.
Ну, точно они у нас десятками водятся.
Юный тореро великодушно обещает подарить подруге плащ.
Ведь все тореро богачи. А пообещав ценный подарок, «жених» тем временем под предлогом тесной дружбы просит у «невесты» в долг; если же у нее не оказывается денег, он несет в заклад ее драгоценности и понемногу прибирает к рукам все что возможно; когда же подруга, очнувшись от любовного угара, пытается защитить свои права, молодец на деле доказывает свою пылкую страсть и, встав в позу легендарного героя, задает красотке хорошую взбучку.
Гальярдо с увлечением слушал подобные рассказы, приходя в восторг от развязки.
— Правильно! Отлично делаешь! — восклицал он с радостью дикаря.— Нечего с ними стесняться! Знаем мы их! После побоев они только крепче полюбят. Хуже нет, как робеть перед ними.
Мужчина должен заставить уважать себя.
Наивно восторгаясь беспринципностью этих молодцов, которые пользовалпсь доверчивостью приезжих чужеземок, Гальярдо горько каялся в своей слабости к одной женщине.
Кроме этих забавных юнцов, у Гальярдо появился назойливый почитатель, который досаждал ему своими просьбами. Это был кабатчик из Вентас, крепкий и мускулистый уроженец Галисии, с жирным затылком и румяным лицом; он сбил себе небольшой капиталец, содержа таверну, где по воскресеньям отплясывали солдаты со служанками.
Его единственному сыну, малорослому и тщедушному пареньку, предстояло по воле отца стать одним из главных персонажей тавромахии. Так решил трактирщик, страстный поклонник Гальярдо и всех прославленных тореро.
— Мальчишка вполне годится,— говаривал отец.— Как вы знаете, сеньор Хуан, я кое-что смыслю в этих делах. Я не отступлю от моего плана и уже немало потратился для будущей карьеры сына; но без покровителя ему не выдвинуться, а более подходящего, чем вы, нет никого. Если б вы только пожелали взять на себя труд по руководству новильядой, где мальчишка выступит матадором. Люди пойдут толпами, а все расходы я беру на себя.
Эта готовность «взять на себя все расходы», лишь бы помочь сыну составить себе карьеру, нанесла трактирщику немалый ущерб. Но, вдохновляемый коммерческими соображениями, он не отступал, в надежде возместить все настоящие потери солидными заработками в будущем, когда его сын достигнет славы.
Бедный мальчуган, проявлявший в детстве, как и большинство его сверстников, пристрастие к бою быков, стал жертвой отцовского энтузиазма. Отец и вправду верил в призвание сына, ежедневно открывая у него новые таланты. Малодушие паренька кабатчик принимал за лень; его страх перед быками объяснял отсутствием профессиональной совести. Тучи паразитов, любителей-дплетаптов, безыменных тореро, сохранивших от геройского прошлого одну лишь косичку, кружились вокруг кабатчика, выпрашивая бесплатное угощение и другие подачки в обмен на свои советы.