Выбрать главу

— Вы разбираетесь в прусском чародействе? — Кристина внимательно смотрела на русского.

— По долгу службы, — улыбнулся тот, — Я вместе со своей компанией работаем на нашего общего знакомого, герра Шваница. Именно по его просьбе мы организуем охрану Шарите́.

— Но Вы всё-таки глава аналитиков, но почему вы командуете своими бойцами? — спросил Энцо.

— А я не командую, я пью кофе, — улыбнулся Михаил, — У нас тут светская беседа об анимагах была буквально до момента, пока вы не зашли, — он хитро посмотрел на Кристину, — Кстати, герр Шваниц хочет с Вами увидеться, у него имеется, насколько я понимаю, несколько вопросов об одном нашем общем знакомом.

— О каком знакомом? — удивилась француженка.

— Ну, о том, с руной на лбу, — улыбка русского стала ехидной.

— А, — произнесла Кристина, чуть покраснев, — Я поняла, мне нужно было отлучиться во Францию по делам Директории.

— Не объясняйте, — развёл руками Романов, — Просто раз Вы сейчас находитесь в компании столь экстравагантно одетого мужчины, то, видимо, куда делся наш общий знакомый, герру Шваницу всё-таки надо будет объяснить.

Энцо усмехнулся и уже было открыл рот, чтобы что-то сказать, но Кристина была раньше:

— Он выглядел ещё экстравагантнее, но я предположила, что если Энцо будет выглядеть, как проповедник-меннонит, это вызовет вопросы, — она улыбнулась, хотя и несколько нервозно.

— У меня в этой стране мало что уже может вызвать вопросы, — Михаил допил кофе поставил чашку на столик, — Прошу простить, надо отправиться домой и чуток отдохнуть, — он взял в руки трость и прошёлся до двери, — Кстати, Кристина, слышали, о Матиасе и Гельмуте Мирбахах?

Кристина внутренне дрогнула от вопроса, но лицо удержала:

— Да, а что?

— Да просто стало интересно, зачем они понадобились любителям прусской истории, до скорой встречи, — он раскланялся и вышел в коридор.

**

(18 августа)

Несмотря на попытку немецкой полиции пресечь распространение информации о событиях в мечети Омара ибн Хаттаба, участников событий было достаточно, чтобы с утра немецкий Интернет буквально взорвался. При этом учитывая состояния самих пострадавших, тех, кто в ужасе бежал и затаптывал единоверцев в попытке спастись из мечети, все свидетельства сводились к очевидцам снаружи, которые если что и видели, то это были вспышки и взрывы в здании, а также работу огнемёта, который сжёг полицейский патруль, попытавшийся задержать нападавших в кожаных плащах.

Никто из среднестатистических террористов не рискнул за это брать ответственность, но пользователям Сети никто не мешал строить самые разнообразные теории о принадлежности людей в кожаных плащах, их целях, и куда в итоге растворились?

Официальный Берлин, держась несколько ехидной позиции, консультировался с официальной Анкарой в стиле: “Нам кажется, снова ваши террористы у нас тут беспорядок учинили, может, вы их уже приструните? Только не на нашей территории, пожалуйста”. Официальная Анкара ничего вразумительного ответить не могла, ибо у неё у самой был ряд вопросов к некоторым фигурам из её закулисья. Но эти фигуры из закулисья упорно делали вид, что их не существует, и вообще вы всё придумали, чёртовы конспирологи!

После обеда к ограде мечети стали приносить первые цветы и свечи. Притом, что характерно, это были поначалу не родственники жертв, а простые молодые немцы, которым, казалось бы, не должно было быть особого дела до жертв среди каких-то там приезжих турок, однако же забор буквально за час оброс фотографиями, свечами и цветами. Несли фото тех, кто был в мечети в момент нападения и точно уже было известно, что он мёртв. Несли фото тех, кто был в мечети, но его врачи увезли в больницу. Несли даже фото тех, кто просто не вышел с родными на связь, но родные думали, что этот человек тоже мог погибнуть в той жуткой атаке. Когда же кто-то принёс фото двух молодых немецких парней в полицейской форме, то очень быстро эти две фотокарточки перестали быть видны из-за цветов, которых вокруг них положили люди, шедшие потоком к мечети, чтобы почтить жертв трагедии.

Уже начало вечереть.

Ветер разметал утреннюю хмарь, город освещало солнце, а здания отбрасывали свои длинные тени на улицы и площади.

В одной из таких теней и стоял Хаким, прислонившись к углу дома. Через улицу от него была та самая ограда мечети, вокруг которой толпились люди. А он стоял и смотрел туда, где за потоком машин толпились разномастные люди: в хиджабах, без них, в кепках, с непокрытой головой, и многие другие. Разные, не похожие друг на друга, но одинаково испуганные и одинаково жаждущие справедливости, хотя бы какой-то.

Хаким стоял в кожаной куртке, прислонившись к углу дома, а мимо шли люди. Кто-то просто спешил по своим делам, кто-то — уставший домой с работы, а кто-то переходил дорогу и вливался в толпу у мечети.

Возле турка остановилась девушка лет двадцати пяти от роду. Прямые русые волосы были затянуты в тугой узел на затылке. На носу были изящные круглые очки. Она посмотрела снизу вверх на Хакима, потом перевела взгляд на толпу.

— Спустили псов и довольны? — желчно ответил тот, оценивающе поглядев на девушку.

— Если я скажу, что это не мы, ты всё равно не поверишь, — она пожала плечами и засунула руки в карманы своей кожанки.

— Эмма, давай признаем, мы враги, и ты сейчас позвала меня увидеться именно сюда, только ради торжества?

— Какого торжества? — искренне не поняла девушка, повернув голову к турку, — Там, у мечети куча самых разных людей, и ваших, и наших, и всем одинаково страшно.

— Не всех из них жгли сегодня утром, — бросил в ответ Хаким.

— Ты знаешь, что случилось пару часов назад в Шарите́? — после этой фразы мужчина нахмурился и отрицательно покачал головой, — Эти нелюди заявились и туда, вшестером. Что, не знал?

Хаким хмуро глядел сверху вниз на собеседницу. Она горько усмехнулась, он отрицательно покачал головой.

— А там, между прочим, не только наши, взорванные твоими людьми вчера, — Эмма скривилась, — Ещё и твои, вот эти, — она кивнула на толпу через дорогу, — Шарите́ была нейтральной территорией, и этот нейтралитет эти нелюди нарушили. А ты обвиняешь меня, будто я спустила их с привязи.

— Мы враги, Эмма, — ещё раз произнёс Хаким, — Зачем ты меня позвала?

— Старый хитрый пёс просит тебя ничего не предпринимать, — улыбнулась девушка, — У нас завтра важный день, будет драка за корону.

Турок недоумённо поднял бровь и рассмеялся:

— Ты в своём уме?

— Ну, смотри, — она сделала шаг вплотную к нему, приподнялась на цыпочки и обвила его шею руками, — Эти нелюди завтра явно будут рваться к власти, — она говорила тихим томным голосом, еле-еле дотягиваясь до уха Хакима, — А чтобы вы не спутали нам все карты, пожалуйста, придержи ты своих псов.

Она отстранилась, опустилась с носочков и заглянула очень честными глазами в глаза турка, что у того по телу пробежали мурашки.

— Ну, ты же не откажешь той, кто так похожа на твою сестру? — улыбка Эммы стала чуть-чуть ехидной и торжествующей, но это наваждение мигом развеялось.

— За своих псов не отвечаю, — Хаким дёрнул плечом, ему явно не по-душе был разговор, но он понимал, что ничего с этим поделать не сможет. И не захочет.

— Но я очень надеюсь, что ты поговоришь с ними, — немка мило улыбнулась, — В конце-концов, вдруг я смогу решить твой вопрос без войны.

— Мы враги, Эмма, — поджал губы турок, — Я хочу завоевать твою землю. Всю.

— Не смог завоевать меня, так решил землю бросить мне под ноги? — она хихикнула, снова привстала на носочки и чмокнула турка в щёку. По его смуглой коже разлился румянец.

— Мы враги, и нет, ты неверно меня поняла.

— Ну, неверно, так наверно, — она сняла очки и посмотрела на свет на стёкла, — В любом случае, предложение старого хитрого пса я передала. А если ты вдруг решишь, что ничего предпринимать не надо, и твои люди завтра устроят уличные бои в Берлине, — она поднесла очки к своему лицу и прикусила дужку, с вызовом взглянув на Хакима, — Турки узнают, что такое немецкая методичность.

— Сколько нужно времени, чтобы умертвить двести тысяч турок? — усмехнулся мужчина, словно вспомнив что-то, что говорили ему раньше.