Еще мне хотелось поговорить с Натаниелем Гримшоу, сыном хозяйки гостиницы. Он нашел тело и может знать, приходила ли какая-нибудь женщина к Тэду в гостиницу. «Он приезжал сюда, чтобы увидеть темного ангела», – сказала Синнэмон. Я вспомнил эти ее слова и то, как на них отреагировал Моисей Грэм. Я подумал про даму в черной кружевной вуали на похоронах Тэда. Неужели это была она? Темный ангел Тэда?
Еще был опиум, который следовало изучить, а также серебряный жетон, который я нашел в квартире Тэда. Сначала я собирался отдать его Амелии, чтобы она могла продать его, но потом передумал. Сезонные билеты из серебра, латуни и золота часто выдавались в модных местах: садах удовольствий, театрах и залах собраний. Например, у нас с Каро имелся золотой жетон в Карлайл-хаус. Но Тэд ненавидел развлечения bon ton [26] и всегда очень гневно о них высказывался.
Такие билеты также использовались в первоклассных борделях и игорных домах, но у того Тэда, которого я помнил, никогда не было ни денег, ни склонности тратиться на такие развлечения. Я считал, что стоимость этого билета представляла для него внушительную сумму. Значит, этот жетон был важен для Тэда, а важными для Тэда были только идеи, которым он служил. Может, этот жетон был связан с его расследованием и открывал двери какого-то места отдыха здесь, в Дептфорде? В этом городе определенно не наблюдалось недостатка борделей и других увеселительных заведений.
Наконец, общение Тэда с рабами с Дептфордского Бродвея. В частности, я хотел снова поговорить с мисс Синнэмон и узнать, что ей известно про дела Тэда в Дептфорде. Но сначала мне придется каким-то образом пробраться мимо ее владельца Люция Стоукса. Мне было интересно узнать, как он отреагирует на мое возвращение в город. Он забеспокоится? Я надеялся, что да.
Глава тринадцатая
Я спустился в обеденный зал, где на ужин собралось много народу. Миссис Гримшоу держала для меня столик в укромном уголке, и когда она меня к нему провожала, я услышал, что кто-то меня зовет. Это был хирург Джеймс Брэбэзон, который в одиночестве ужинал в одной из кабинок.
– Рад снова видеть вас, капитан Коршэм, – улыбнулся он, глядя на меня поверх тарелки с рыбой в кляре и вареными овощами. – Собираетесь ужинать? Может, составите мне компанию?
Я ответил, что с удовольствием, думая, что мне полезно будет побеседовать с ним о городе и его обитателях. Еще у меня были к нему вопросы о травмах, полученных Тэдом.
Я устроился напротив Брэбэзона в кабинке и слегка поморщился, когда ногу свела судорога.
– Нога беспокоит? – спросил Брэбэзон. – В прошлый раз я обратил внимание на вашу хромоту.
– Немного. После путешествия всегда затекает и с трудом сгибается.
– Могу ли я спросить, что именно случилось?
– Моего коня подстрелили под Саратогой. Несчастное животное рухнуло на меня и сломало мне ногу в двух местах. Мне повезло, что я ее не потерял.
– Рад, что вы попали в хорошие руки. Слишком много хирургов сразу берутся за пилу, хотя сломанные ноги – это всегда проблема. Я и сам сейчас лечу пациента с такой травмой, молодого человека, с которым мы вместе ходили в море. Какое-то время у меня была надежда, но в рану попала инфекция. Я молюсь о чуде, но, боюсь, придется ампутировать.
Его вытянутое лицо выглядело мрачным в свете свечей – подобающе рассказанной истории. У него были густые изогнутые брови, впалые щеки с небольшим количеством оспин и подбородок с ямочкой. Одежда темных тонов и строгого кроя, белый накрахмаленный шейный платок. Его непудреные волосы и сильный шотландский акцент напомнили мне одного пуританина, жившего в прошлом веке, – одного из тех юристов прошлого, портреты которых висят в Линкольнс-Инне. Глаза его оказались не менее поразительными после того, как я пригляделся повнимательнее: один был ярко-карего цвета с янтарными и золотыми пятнышками, а второй – бледно-голубым, как северное озеро.
– Это называется гетероглаукос, – пояснил он, заметив мой интерес. – Редкая, но безобидная аномалия.
– Простите меня. Я не должен был вас так рассматривать.
Он улыбнулся, давая понять, что нисколько не обиделся.
– Может, я и странный, зато в хорошей компании. Плутарх пишет, что у Александра Македонского были глаза разного цвета, а Анастасия I называли Дикором именно по этой причине. – Он кивнул на мою ногу, которую я вытянул так, что она торчала из-под стола. – У меня есть настойка опия, которая может вам помочь. Она ведь у вас сильно затекает? Приходите ко мне на Бродвей, буду рад вам ее выписать.