Я подумал про корабельный журнал и черепа. Вопросы Тэда касались одного конкретного корабля и одного конкретного рейса? Не поэтому ли моряк напал на него?
– Вы можете вспомнить что-то еще? Что Арчер говорил про свои дела в этом городе? Вы не в курсе, может, он встречался здесь с женщинами?
Брэбэзон с хирургической точностью извлекал из своей рыбы кости.
– Я не помню, чтобы он упоминал какую-то женщину. Мы в основном говорили абстрактно – о философских вопросах. Что Фома Аквинский писал о рабстве и все в таком роде.
– Вы пришли к каким-нибудь выводам?
– Только, что старина Аквинский пытался усидеть на двух стульях. – Брэбэзон улыбнулся. – А как мистер Чайлд отнесся к вашему возвращению в город?
– Бурной радости не выказал. И компенсировал отсутствие поддержки откровенным советом.
– Могу себе представить. – На губах Брэбэзона промелькнула улыбка. – Чайлд довольно резок и прямолинеен в своих суждениях, но он держит под контролем самых опасных типов в этом городе. Торговцы любят его, потому что благодаря ему воровства на причалах и складах стало значительно меньше.
– Он явно получил благословение мэра.
– Если бы не получил, то долго в Дептфорде не продержался бы. Люцию Стоуксу принадлежит половина города.
– Он популярен? Я про Стоукса.
– Я бы сказал, что его уважают. Говорят, у него связи в Уайтхолле и с Вест-Индским лобби. Новый Вест-Индский причал станет испытанием его силы и связей. У него есть сильный конкурент, Уоппинг, но Стоукс уверен, что ему удастся убедить министерство построить причал здесь, в Дептфорде. – Он приподнял брови. – Что касается мистера Чайлда, то ему приходится ступать очень осторожно и маневрировать между торговцами с Бродвея и людьми со Стрэнда, а также между городом и военно-морской верфью. Каждый раз, когда что-то на верфи пропадает, Адмиралтейство сразу показывает пальцем на Дептфорд.
– Кажется, быть здесь магистратом – неблагодарная работа.
Брэбэзон как-то странно улыбнулся:
– Я уверен, что есть свои плюсы.
Мне хотелось задать еще несколько вопросов, но дверь в обеденный зал распахнулась и вошел молодой человек в парике из конского волоса. У него было худое красивое лицо, бархатные зеленые глаза горели от возбуждения. Я сразу же узнал его – это он показывал мне на днях столик, за которым сидел Чайлд. Он рассеянно кивнул мне и обратился к хирургу:
– Он зовет вас, сэр. Вы подойдете?
Брэбэзон уже поднимался из-за стола.
– Мой пациент, – объяснил он мне. – Парень со сломанной ногой. За ним ухаживают миссис Гримшоу и ее сын. Мне очень жаль прерывать наш разговор, капитан Коршэм. Может, продолжим в следующий раз?
Я ответил, что буду только рад, мы поклонились друг другу, и они ушли. Заканчивая ужин, я думал о нашем разговоре. Если бы не моя цель и не его участие в работорговле, я наслаждался бы обществом умного и учтивого Брэбэзона. Хотя я почувствовал сдержанность, когда спрашивал, кто напал на Тэда на причале.
Хирург, использующий тиски для пальцев. Типичный дептфордский парадокс. И очередное напоминание: нельзя никому доверять.
Глава четырнадцатая
После наступления темноты трущобы в районе причалов и верфей вызывали тревогу. Лабиринт узких улочек, спускавшихся к реке, состоял из борделей и дешевых пивных, полуразвалившихся и ветхих домов. Мансарды нависали над головой, закрывая ночное небо и эхом отражая звуки жизни Дептфорда. Мужчины разговаривали пьяными голосами и смеялись. Любовники выясняли отношения или совокуплялись, не обращая ни на кого внимания. Где-то на верхних этажах какой-то ирландец пел о доме, а женщина кричала, чтобы папистский ублюдок заткнулся.
Как Чайлд и предупреждал, моя военная форма вскоре привлекла внимание некоторых представителей низших слоев города. Мне пытались перекрыть дорогу проститутки, явно зараженные сифилисом, из тени за мной наблюдали чьи-то еще глаза. Какое-то время за мной шли двое мужчин, тяжело и громко ступая, пока я не показал им свой меч и пистолет. Тогда они отстали, но я все равно не терял бдительности, следил за каждым шорохом и мелькающими в темноте силуэтами.
Я искал таверну, в которой могли бы пить моряки с невольничьих кораблей, и нашел такую рядом с набережной. Таверна называлась «Черная голова», на вывеске был изображен мальчик-африканец в рабском ошейнике.
В зале меня встретила такая смесь пота и дешевого вест-индского табака, что у меня заслезились глаза. Помещение было забито суровыми мужчинами, которые много пили, и их шлюхами. Они говорили с акцентом, характерным для Льюишема и Дептфорда: смесь грубого кокни [27] из Восточного Лондона и так называемого широкого кентского диалекта. Время от времени я слышал и другие языки: голландский, португальский, возможно русский. Я не видел никого, кто подходил бы под те детали портрета напавшего на Тэда человека, которые мне удалось вытянуть из Чайлда и Брэбэзона.