Он взял моё копыто в свои.
— Ты напоминаешь мне о старых добрых временах, Блекджек. Надеюсь, ты обретёшь то, что ищешь. Ты нужна этой Пустоши. Нужна своим друзьям. Ты нужна мне.
И с этими словами призрак, рождённый моей больной фантазией, исчез без следа.
Покопавшись в своих сумках, я нашла карандаш и клочок бумаги.
«Пошла прогуляться. Возможно не вернусь. Если доведётся, встретимся в Мегамарте. Простите меня.
БД».
Затем я достала СтелсБак, и, немного поковырявшись в нём, активировала его магию. Спустившись вниз, я увидела П-21, увлечённо роящегося в ящиках в поисках чего-нибудь полезного. Посмотрев на него с прощальной улыбкой, я сунула записку под мой ПипБак Дельта, оставив его в дверях таким образом, чтобы П-21 обязательно на него наткнулся, когда будет выходить. После чего решительно направилась к двери. Давно уже я не чувствовала себя так хорошо.
Мой путь лежал на север.
К морю.
* * *
Не имею ни малейшего представления, как долго я блуждала. Час? Два? Три? Наступила ночь, и мои глаза окрасили всё вокруг в янтарные тона. Я направлялась на север; земля становилась всё более каменистая, и то тут, то там попадались чахлые серые деревья с клочками пожухлых листьев. До моих ушей доносился мерный, повторяющийся, но постоянно изменяющийся звук прибоя, который с каждой секундой становился всё громче и громче.
А затем земля кончилась.
Передо мной открылся огромный каменный уступ, выдающийся далеко вперёд над бесконечной гладью пенной воды. Холодный ветер пробирал меня до костей, а облака над головой время от времени окатывали зарядами ледяного дождя, который смешивался в воздухе с солёными брызгами. Я осторожно вышагивала по узкой тропинке, что вела к этому месту, минуя рассохшиеся столы для пикников и ржавые мангалы. ПипБак Мармеладки тихо пискнул. На карте появилась иконка с надписью «Стар Пойнт». Наконец, я достигла края этого огромного каменного уступа. Окружённая со всех сторон бескрайней пустотой, я почувствовала, как меня охватывает знакомое чувство страха. По краям этого огромного каменного клина бежали проржавевшие останки ограждения. Высокая трава тихо шелестела на ветру.
По крайней мере, я была здесь не одна.
В самом центре площадки лежал одинокий скелет единорога, лишь слегка присыпанный землёй. Рядом с этими останками, на которых болталось несколько полуистлевших тряпок, валялся сгнивший вещевой мешок.
— Привет, — тихо поприветствовала я кости и изо всех сил зажмурила глаза, чувствуя, как паника постепенно растворяется во мне, уступая место апатии, которая была всё же терпимее.
Я снова открыла глаза и осмотрела эту неприветливую безбрежную пустоту. На западе возвышались крутые горы. На востоке громоздились развалины морского порта. Позади осталось Девяносто Девятое и все мои кровавые грехи. А впереди не было ничего, кроме абсолютной пустоты. Более одинокой я бы, наверное, не чувствовала себя, даже очутившись на луне.
— Надеюсь, вы не против моей компании, — пробормотала я, обращаясь к скелету, и достала Бдительность. Ну, вот и всё. Сейчас это закончится. Я приставила оружие снизу к подбородку и закрыла глаза. Если есть на свете хоть одна причина, чтобы я оставалась в живых, сейчас для неё самое время.
Я спустила курок.
Пистолет, холодное металлическое дуло которого прижималось к моей нижней челюсти, издал тихий щелчок. Медленно левитировав оружие обратно в поле зрения, я непонимающе уставилась на него. На предохранителе. Я мелко задрожала, глядя на эту маленькую кнопку над спусковым крючком. Солёные слёзы на моём лице смешались с океанскими брызгами, когда я свернулась калачиком рядом со скелетом единорожки. Мой взгляд был направлен прямо в её пустые глазницы и изъеденные солью очки поверх них. Казалось, она тоже смотрела на меня, как будто спрашивая, зачем я это сделала.
«Эта кобыла пришла сюда умирать, когда упали бомбы? Сама выбрала место, где встретить свой конец? Рыдала ли она, умирая? Страдала ли? Или ей страстно хотелось жить? Остаться с теми пони, что любили её? Остаться в мире, умирающем и разваливающемся на части?
Но какой был смысл продолжать жить в мире, который становился только хуже? В мире без Принцесс? Где наградой за добрые деяния были одни лишь страдания, а все благие намерения оборачивались горьким разочарованием?»
Я сняла пистолет с предохранителя.
«Четыре сотни загубленных жизней. Сорок жеребят. Скудл. Если наказанием за убийство является смерть, то я хотела бы умереть четыреста сорок один раз, чтобы сполна заплатить за то, что натворила».
Запрокинув голову, я вставила дуло пистолета себе в рот. Ощутив холод его посеребрённого металла и вкус соли на нём.
Внезапно череп пони отвалился и стукнул меня по ноге. Я опустила на него взгляд; рог, всё ещё сохранявший едва заметный голубой оттенок, коснулся моего колена.
— Как мне жить дальше? — прошептала я.
Затем я заметила разошедшийся шов на вещмешке. Внутри обнаружилось несколько ветхих платьев, детская погремушка и потрёпанный диктофон. Последний я осторожна вытащила наружу. Механизм диктофона давно был сломан, но, подключив его к своему ПипБаку, я сумела восстановить два фрагмента записи. Начала я с последнего из них.
Послышался громкий гул, состоящий из криков, воплей, звуков толкотни и испуганного плача.
— Мамочка, мне страшно. Куда мы идём?
— Мы направляемся в стойло, дорогая. Помнишь, я тебе о нём рассказывала?
— Я не хочу в стойло! Хочу домой. Почему мы не можем пойти домой, Мамочка?
— Ш-ш-ш. Тихо. Мы должны идти. Только там мы будем в безопасности.
— Ваш пропуск? — раздался строгий кобылий голос.
— Вот. На меня и мою дочь.
— Минутку! Это пропуск в Стойло Девяносто! А не в Девяносто Девятое. Вы думаете, что можете вот так запросто поменять Стойло?
— Прошу вас, нам никак не успеть в Девяностое вовремя!
— Ничем не могу помочь. Освободите проход!
Послышались звуки какой-то возни, а затем раздался другой, более авторитетный голос:
— Что здесь происходит?
— Пожалуйста. У нас пропуска в Девяностое, а не в Девяносто Девятое, но… умоляю, возьмите хотя бы её!
— Правила на этот счёт совершенно ясны, Трик.
Мать жалобно всхлипнула.
— Пф-ф. К чёрту правила. У меня пропуск на двоих, и я могу провести с собой жеребёнка, если пожелаю. Но своего у меня нет… — Суровый тон второй кобылы слегка смягчился. — Я возьму её.
— Правда? О, спасибо. Огромное спасибо! Дорогая, ты должна будешь пойти с этой милой пони, поняла?
— Нет! Мамочка! Я хочу остаться с тобой! — заревела кобылка. — Я хочу домой. Почему мы не можем пойти домой?
— Послушай! Пожалуйста. Прошу тебя! — быстро заговорила её мать, и кобылка умолкла, лишь изредка всхлипывая. — Ты должна пойти с ней. Теперь это твой дом. Ты должна жить. Должна вырасти. Стать большой девочкой. Тебя ждут великие свершения. И у тебя будут свои дети. И они тоже будут вершить великие дела. Но для этого ты должна выжить.
— Нет, Мамочка, нет…
— Всегда помни, как сильно я горжусь тобой. Как я рада видеть, какой хорошей девочкой ты становишься. Ты смысл моей жизни. Ты делаешь меня сильнее. А теперь ты должна пойти и так же помочь другим пони. Прошу тебя. Обещай мне, что ты не сдашься. Обещай, что будешь жить.
Кобылка всхлипнула, потом засопела и, наконец, тихо произнесла:
— Я обещаю, Мамочка. Обещаю.
— Вот это моя большая девочка. Моя хорошая девочка. В твоих глазах сияют звёзды. Не забывай об этом.