— Я. Я, я, снова я, — тихо прохрипел Крупье, покачав головой. Он не сводил с меня глаз. — Разве я не сказал тебе? Это не о тебе. Не о твоих потребностях. Не о твоих желаниях.
Он поднял карту Глори.
— Что по поводу нее? В чем она нуждается? Чего она хочет?
Я открыла рот и снова его закрыла. До Девяносто Девятого я могла бы ответить. А теперь…
— Я не знаю…
— Ох… а я вот думал, что ты любила ее.
— Закрой рот! — закричала я, поднявшись на копыта, указывая на него. — Я… — И остальные мои возражения умерли в горле. Был ли он прав? Была ли я действительно такой эгоцентричной?
Он просто смотрел на меня, потом поднял П-21.
— А что по поводу него, хммм? Что он чувствует? Чего он хочет?
— Он очень сердит на меня. Он, наверное, хочет пристрелить мою задницу, — пробормотала я.
— Я… мне… меня… Это не о тебе, Блекджек, — сказал он тихо, собирая карты. — Это твоя добродетель? Эгоизм?
— Я не знаю, — сказала я, глядя на мои сложенные копыта. — Я больше ничего не знаю.
Все сломалось в Девяносто Девятом. Я сломалась. Раньше я думала, что моя жизнь была разделена на моменты «перед выходом из стойла» и «после него». Теперь я знала лучше. Она была разделена на «до убийства Девяносто Девятого» и «после него».
— Мой совет? Тебе лучше узнать, — сказал он тихо, когда газ начал шипеть. — В противном случае, ты будешь действительно хотеть остаться здесь. — Он развернулся, проходя сквозь кружившиеся в вихре пары яда, когда снова послышались крики.
— Подожди! — крикнула я ему вслед, когда клубы жгучего желтого газа заструились между нами. Я изо всех сил старалась пройти за ним, спотыкаясь о трупы пони, пока плач усиливался. Я споткнулась о неподвижное тело и упала лицом вниз. Потом еще кобыла упала на меня. И еще одна. И еще одна. И еще…
* * *
Очень резкий удар привел меня в сознание, и мои глаза открылись, чтобы увидеть лицо П-21. Его взгляд оставался в прошлом, направленный на обиду и измену. Он лежал на матрасе рядом со мной. Я протянула к нему копыто. Его далекие глаза сосредоточились на моих, и в течение одного глупого момента я была уверена, что он примет его. Затем его глаза ожесточились, и, с ворчанием, он отвернулся от меня. Я затаила копыто, надеясь, что каким-нибудь образом он посмотрел бы на меня. Он этого не сделал.
«Ты самая эгоистичная пони в Пустоши, Блекджек».
Я сделала то, что я хотела. Я получила то, что мне было нужно.
Все это стоило мне дружбы.
* * *
Через несколько часов я проснулась, на этот раз, под звуки воплей. Не криков, а ободрений. Это было похоже на возвращение во Впадину Бримстоуна, к дороге к той шахтерской вагонетке. К счастью, мои мечты постепенно исчезли. Они продолжали дрейфовать между Могильником, больницей, и Девяносто Девятым. К черту самоубийство, мне просто нужна пуля для моего подсознания.
— Что происходит? — спросила я, поднимаясь на копыта, немного спросонья, но уже не такая вымотанная. Вагон был пуст, и я, пошатываясь, вышла, не уверенная, должна ли проверять наличие своего оружия или нет…
«Дерьмо, где мое оружие?»
У меня была боевая броня, но не оружие. Странный желтый свет наполнял воздух, и я моргнула от внезапного великолепия. Неожиданно для самой себя, я смотрела на голубое небо. Это зрелище заставило меня рухнуть на мой круп.
Только тогда я заметила в небе дыры.
То, что я приняла за небо, было на самом деле внутренней стороной большого дугообразного купола, зачарованного, чтобы выглядеть как небо. Большое овальной формы пространство могло бы легко принять в себя многотысячное количество пони, теперь населявших лишь один его край. Поле травы в середине было тщательно огорожено, и я поняла, что здесь была еще одна мощная приманка для пони: обещание устойчивого питания, даже если это была только трава. Подушки, которые когда-то держали крупы тысяч пони, были разорваны, и платформы и сооружения были построены вдоль террас. Палатки и лачуги всех видов были странно разнесены друг от друга. Над всеми из них развевались флаги со странными маркировками: скрещенные пушки, топор в черепе брамина, своего рода отпечаток лапы.
Вагон был припаркован с несколькими другими на одном краю арены. На дальней стороне было огромное табло, усыпанное мерцающими неоновыми огнями, смело заявлявшими «Спортивня Арена Хуфингтона», и, под этим, «Дом Хуфингтонских Потрошителей». Карикатурное изображение скелета пони, владеющего косой заставила меня представить тасующиеся карты.
Большая сцена была построена на противоположном конце зоны, а поверх нее был массивный сетчатый купол, покрытый колючей проволокой. Рядом с ним были меньшие огороженные ринги, окруженные местами для зрителей. Любопытно, я видела, что тропка, бегущая по периметру поля, была все еще чиста от мусора. Притом, что в хуфбол здесь уже не поиграть, тут еще проходили различные состязания. Когда я подошла к концу с табло, я прошла мимо скопления бандитов и рабочих, занимавшихся хуфрестлингом, копытным боем, распиванием и практикой. Я должна была признать, что количество мышц, увиденных мной, заставило нервно задергаться мой рог. Эти пони были фанатичны и выражали их преданность шарфами, татуировками, клеймами и другими метками.
— Ого, горазда же ты поспать, — сказала Маллет, карамельного цвета единорожка левитировала ее молот над головой. Вопрос о том, как она управляла таким весом так долго, мучил меня, но фанатичная единорожка обращалась с оружием со знакомой легкостью. — Рампейдж пошла сказать Большому Папочке, что ты приехала. Твоим друзьям предоставлено место в ложе для вашего отдыха.
— Пока ни один пони не пытается выкинуть что-нибудь типа взятия их в заложники, — известила я, глядя на скопления пони в своих маленьких лагерях. — Где мое оружие?
— В сохранности у Рампейдж. Здесь никто не носит огнестрельного оружия. Для поддержания порядка, — сказала она с улыбкой, покручивая ее супермолот. — Холодное оружие — исключение, конечно.
«Великолепно».
И мое любимое оружие ближнего боя лежало в виде множества частей сожженной кости где-то на склоне горы. Я угрюмо посмотрела на различных пони, настороженно наблюдающих за нами.
— Все эти пони — Потрошители?
— В основном только те, что в шкурах пони, — сказала она со злой усмешкой, указывая на ее броню.
«Ах, да, это».
Теперь, когда я могла уделить этому больше внимания, я почувствовала нечто большее, чем слабый испуг.
— Да… об этом. Вы все, действительно, носите шкуры пони?
— Ах, большинство из нас, кто не в первой десятке. Они достаточно круты, чтобы носить то, что им нравится. — Она улыбнулась мне почти насмешливо. — И есть некоторые плаксы, носящие лишь нормальную броню.
— Когда это стало хорошей идеей? — спросила я, глядя на ее одежду с отвращением. — Кажется, своего рода… болезненным.
Она закатила глаза. Очевидно, я быстро попала в разряд «плаксы».
— Все очень просто. Если ты бросаешь нам вызов или пытаешься присоединиться и с треском проваливаешься, то любой пони, кто видит нас, носящих кусочек твоей шкуры, будет знать цену слабости, — сказала она с улыбкой и пожала плечами. — Каждый пони, которого ты увидишь на моей броне был кем-то, кого я должна была убить, чтобы стать Потрошителем.
— Хорошо. Я думаю, что это имеет смысл… в какой-то ужасной степени, — призналась я, все еще чувствуя себя немного брезгливо. — Итак, кто все остальные из этих пони?
— Большинство из них бандиты, рабочие, и туземцы, — сказала она, пока мы рысцой бежали к табло и лагерям. — Там, в действительности, только шестьдесят или около того Потрошителей, которые до сих пор делают нас одной из крупнейших и жестких банд в округе. Там Вспышки из Прогресс, — сказала она, указывая на двух кобыл с белыми воротниками и силовой обувью. — Вон там, — сказала она, глядя на костер, горящий в следующем малом лагере, — Выжигатели. Жестко соперничают с Кобылками из-за того, что Выжигатели — поголовно придурки. Там Флотсемовская четверка… Пекосы, или то, что от них теперь осталось, когда Дасти пришла к власти… — Она указала на полдюжины или около того жалко выглядящих пони. Те взглянули на меня и сразу же побежали в свою лачугу.