Выбрать главу

— Нет, нет, нет… Мы не можем. Мы не должны! — Лепетала она. — Богиня… э-э… я имею в виду… Я не играю!

— Ты знаешь заклинание, не так ли? — спокойно спросил Священник. Фиолетовая аликорнша кивнула. — Ну, тогда, мы хотели бы, чтобы ты присоединилась к нам. Но ты не обязана.

— Не волнуйся, Лакуна. Ты не сможешь быть хуже меня, — сказала я, прислонив мою щеку к грифу инструмента, чувствуя, будто обнимала кого-то. — Так что не волнуйся, если ты не очень хороша.

Медленно, она пошла и встала за нас троих. Я снова левитировала одну из музыкальных книг и пролистала.

— Что бы нам сыграть? — спросила я, смотря на названия. Затем одно попалось на глаза. — Канон Д? Как насчет А, Б, и В?

— Прекрасный выбор, — сказал Священник, одобряя.

— О, да. Это одна из моих любимых. Правда, она не будет таковой без казу Сонаты, — добавила Пурри.

— Да… Мы… Я хорошо её знаю, — прошептала важно Лакуна в наших умах.

Я сделала глубокий вдох, пока брала смычок, глядя на музыку. Медленно ноты начали раскатываться по всей гостиной. Я немного успокоилась, легко задавая ритм для моего инструмента, в то время как он поднимался и опускался так же непринужденно, как и дыхание. Затем Священник начал играть в осторожном, спокойном, серьёзном темпе, его рог постоянно светился, когда он закрыл глаза, играя на слух. Через несколько секунд, Пурри вступила с её нотами, скачущими за нотами жеребца с небольшими вариациями, что красиво сочеталось с его равномерной игрой.

Затем начала играть Лакуна. Она не была хороша. Она даже не была прилична.

Она была захватывающей.

Ее скрипка, звучащая глубже и богаче, чем две других, присоединилась к Священнику и Пурри в сладкой, грустной мелодии. От Священника и Пурри, мы слышали музыку. От меня, мы слышали шум, который можно было бы принять за музыку. То, что вырывалось из рога Лакуны, была чистой душой. Когда она играла, я представляла себе маленькую фиолетовую аликорншу, сидящую в полном одиночестве, играющую на единственном инструменте, дарившем ей радость.

Лакуна сказала, что её части пропали. Я съем свой хвост, если это не было одной из тех частей. Лакуна, аликорн или нет, была музыкантом. Я была уверена в этом, когда наши четыре ноты слились в одно целое. Контрабас регулярно попадал в восемь нот, обеспечивая основу для трёх других. Гармония. Это может и не быть Честностью, Добротой, Смехом, Щедростью, или Верностью, но, как я уверена в том, что звезды в небе и над головой, это была магия.

* * *

В ту ночь, Звездный дом был ещё раз полон. Мы разделились на пары по кроватям, так как было очень мало спальных мест. Я одарила Глори ухмылкой, но её лицо зеркально повторило лицо Миднайт в степени нервозности, когда она побежала в свою комнату с Пурри. Священник и П-21 проскользнули в комнату, на которую оба предъявили права. Рампейдж разделила свою кровать с Лакуной в гостиной. Со мной осталась Скотч Тейп. Она, казалось, была не очень рада этому, но ей негде было спать. Комнаты было более чем достаточно, и мы устроились в ней на ночь.

Мне, как обычно, снились сны про полные хлора и криков комнаты, заполненные тихо поющими колыбельную жеребятами, и повесившегося друга. Я не спала до последнего, поэтому каждые несколько часов я просыпалась, смотрела на спящую Скотч Тейп и возвращалась ко сну. Однажды я проснулась, от её плача во сне, тихо гладя её по плечу, пока она звала свою маму во сне.

Потом я проснулась от очень неожиданного ощущения тепла на моём боку. Я почувствовала запах аммиака и резко дёрнулась, почти полностью проснувшись. Скотч моргала, пока я барахталась. Я дышала тяжелее, чем при получении выстрела от Лансера, мое сердце билось, как гигантская пиявка у меня в груди.

Все потому, что Скотч Тейп описалась в кровати.

Оливковая кобылка лишь обвернула одеяла вокруг себя, опустив голову от стыда, делая все, что могла, чтобы не сломаться полностью. Я ударила себя за мою реакцию, я сталкивалась с вещами намного хуже. Психанутая я ей сейчас не нужна. Я медленно проскакала вокруг кровати, чтобы сесть рядом с ней.

— Прости… — всхлипнула она. — Я думаю, я просто большой… тупой… жеребенок… — пробормотала она, дрожа.

Я ее крепко обняла.

— Нет. Ты кобылка, с которой случились ужасные вещи. Это не делает тебя тупой или малышкой, — сказала я, повторяя почти слово в слово то, что было сказано мне. Она издала еще один всхлип, когда сорвалась, выплескивая всю боль, что она пыталась скрыть.

— Я так по ней скучаю! Я так сильно скучаю по ним всем! — причитала она в мою грудь, крепко держа меня в отчаянии.

Я тихо хмыкнула, слёз моих было меньше, но и практики у меня было больше.

— Я тоже. Они снятся мне каждую ночь.

Ей потребовалось около десяти минут, чтобы успокоиться.

— Мне очень жаль. Я думала… Я думала, что смогу быть сильной. Не плачущим ребенком. Писающимся в постель… — сказала она с отвращением.

— Эй, могло быть и хуже. Ты могла бы быть мной. Я мочилась в постель, пока не стала почти такого же возраста, как ты… только со мной ничего плохого не случалось. Я просто не могла соизволить проснуться, — сказала я, совсем немного преувеличивая факты.

Она рассмеялась, несмотря на ее слезы, и я подняла простынь, чтобы вытереть её глаза.

— Фууу… ужасно, Блекджек.

— Я серьёзно. Это было настолько плохо, что мама заказала желтые простыни. Почти провела мой медосмотр — сказала я с усмешкой, и она рассмеялась.

Наконец, она выскользнула из кровати и сняла мокрые одеяла.

— Спасибо, — сказала она тихо.

— Мы все пострадали, Скотч. Все из нас. Даже Священник. Наверное и Пурри. Ты не должна делать вид, будто ты в мире единственная пони, слишком крутая для того, чтобы наделать ошибок, — сказала я, связывая их в узел своей магией. Тихо, мы побежали вниз по лестнице, где Лакуна латала разрывы и дыры на её платье.

Она могла телепортироваться, стрелять магическими стрелами, использовать щит, миниган, играть красивую музыку, и шить… что она не могла делать? Видимо стирать. Мы нашли ведро в туалете, и заполнили его несколькими моющими средствами и водой, моя магия очистила и промыла простыни чистой водой из насоса за домом. Мы только закончили, когда другие проснулись.

Глори посмотрела на простыни в замешательстве.

— Гм… разве не слишком рано, чтобы стирать? — спросила она, пока я вешала простыни на несколько низко висящих ветвей. Было бы чудом, если они когда-либо высохнут при погоде Хуфингтона. Скотч покраснела, отвернувшись, Глори вопросительно посмотрела на оливковую кобылку.

Я сделала глубокий вдох, пытаясь придумать, что сказать.

— Я обмочилась в постель! — выпалила я. Она моргнула в шоке. — Ужасно. Абсолютно ужасно, — добавила я, собираясь все больше и больше краснеть, пока Глори просто смотрела. — Я думаю, что матрас может быть уничтожен.

— Ты что? — спросила Пурри с порога, и глаза ее, ликуя, округлились. Так много за последние сутки стоило мне уважение или привязанность от зеленоватой кобылки. Она мчалась к Капелле, смеясь. Если бы только у меня была винтовка Тауруса… Я могла бы утверждать, что это несчастный случай. Страшное несчастье…

— Ты знаешь, тебе не стоит столько пить, перед тем как ложиться в постель, — сказала Глори, добавив. — И всегда убеждайся, что ты сходила на горшок перед сном, если ты считаешь, что это будет проблемой.

Я была уверена, что моя шкура соответствовала красному цвету в моей гриве.

— Что происходит? — спросила Рампейдж, когда также вышли П-21 и Священник.

О, святая Селестия, закончится ли это когда-нибудь?

* * *

Священник согласился закрыть дом ставнями и закончить стирку. Из всех моих друзей, он, казалось, догадался о правде, но если и так, то он решил оставить ее при себе. Ну, отдохнувшие и пополнившие запасы продовольствия и боеприпасов, мы были готовы бросить вызов туннелю. Я ожидала, что он будет опасным. Я ожидала, что он будет тёмным и жутким.