Отключить питание: Да/Нет?
Моё прогнившее сердце сжало ледяными тисками.
— Нет… — ответила я, но, похоже, моё умение врать изрядно поизносилось за последние несколько дней. — Это не тоже самое! Они лишились рассудка, находясь взаперти. Мне пришлось бы бросить их там! — Я снова со всей силы ударила Рампейдж, надеясь этим заткнуть её навсегда! Мне не хотелось вспоминать об этом. Не смей напоминать мне об этом!
Раздался громкий хруст ломаемых костей, и Рампейдж снова грохнулась на мостовую, тем не менее продолжая ухмыляться в той же надменно-снисходительной манере.
— Да? Хо-хо-хо… так стало быть… ты тоже проявила милосердие. Убила беспомощных жеребят, чтобы избавить их от боли? Дёрнула рубильник?
Я оцепенела, не в силах пошевелиться, и она оттолкнула меня от себя.
— Ну так в чём же разница? Я сделала то же самое.
— У меня не было выбора! — выпалила я, пытаясь громкостью компенсировать свою неуверенность.
— «У меня не было выбора», — передразнила она. — Обычно так всё и происходит, не правда ли?
— Нет, ты не должна была её убивать! — крикнула я в отчаянии. Мы кружили вокруг друг друга, и внезапно я почувствовала себя очень уставшей и слабой. — Я ничего не могла поделать!
— Ничего? Правда? — Она понизила голос почти до шепота. — Ты не могла остаться с ними? Не могла помочь? Найти кого-нибудь, кто помог бы? Посвятить себя тому, чтобы сделать всё возможное ради их спасения?
Её вопросы ранили меня сильнее, чем удары копыт, и я обречённо пятилась к облупившейся надписи «Милосердие» на асфальте.
Мне хотелось думать, что ситуация была безвыигрышная. Да, некоторые из детей были сумасшедшими, но разве я проверила каждую капсулу, чтобы выяснить это наверняка? Что если кого-то из них всё же можно было спасти? Я уверяла себя, что Коллегиум и Общество не станут помогать с этим, но спрашивала ли я их об этом? Притащила ли я Арчибальда и Сплендида в клинику, чтобы убедиться, что в пустоши нет медиков, способных помочь? Посвятила ли свою жизнь поискам способа спасти этих ужасных, но невинных созданий?
Нет. Я дёрнула рубильник, спела песенку, а затем вернулась в Мегамарт за вознаграждением.
Рампейдж набросилась на меня, роняя спиной на предупреждающую надпись, и навалилась сверху.
— Ты ничем не лучше меня. Ничем! Лицемерная, жестокая, подлая. Этот мир поражён болью, злом и ненавистью! И милосердие — то единственное благо, что мы можем им дать! — произнесла она с презрением сквозь зубы и со страшной силой обрушила на меня свои копыта. — Но не волнуйся, Блекджек. Я знаю, что ты больна. Знаю, как ты страдаешь. К тебе я тоже буду милосердной.
— Рампейдж… — прохрипела я, задыхаясь. Мои копыта продолжали наносить ей удар за ударом, но я сама уже не верила, что смогу одолеть её. Кем бы ни была эта кобыла надо мной, она не тот Потрошитель, которую я знала.
— Ты продолжаешь называть меня Рампейдж… — тихо сказала она. — Меня зовут не так.
— Отвали от неё, тварь! — раздался голос Глори. Серая пегаска спикировала сверху, обрушивая на полосатую пони поток красных лучей, оставлявших дымящиеся раны в её теле. Раны эти затягивались прямо у меня на глазах, но Глори неистово дёргала удила боевого седла, не прекращая обстрел. Наконец, один из её квадратных пистолетов отправил луч в нужное место, и по телу Рампейдж прокатилась волна дезинтеграции. Её копыта обожгли мне горло, и она осыпалась кучкой пепла.
Мне на грудь упало что-то твёрдое и тяжёлое. Я закашлялась, глядя на яйцо из розового кварца, обрамлённое золотой проволокой и светящееся загадочным розовым светом. В самом его центре пульсировал подобно сердцу странный символ в виде изгибающегося вихря, сияющий ярким светом. Я столкнула яйцо с себя и с трудом перевернулась на бок. Рядом со мной тут же приземлилась Глори.
— Тише, Блекджек, тише. С Рампейдж покончено. Дыши спокойно. Она чуть не раздавила тебе горло.
Судя по обеспокоенному выражению на её лице, насчёт «чуть» она была уверена не до конца.
— Что это за хрень? — тихо спросила я, левитируя яйцо перед собой.
— Я… Я думаю, это что-то вроде регенерирующего талисмана… Оно выглядит как… — Глори замолчала, задумчиво потирая подбородок.
Внезапно яйцо окуталось розовым облаком, концентрирующимся в ярко-алые нити, которые, разветвляясь и закручиваясь, начали создавать новые вены и артерии. Поверхность яйца помутнела, превращаясь в розовато-красную мышечную ткань, немедленно начавшую мерно пульсировать. Прямо на моих глазах стремительно вырастали новые кости, тут же обрастая мышцами. Наконец, её силуэт обтянула молодая бледная кожа, на которой, словно мох, проросла шёрстка с ярко-красными полосками.
Маленькая Рампейдж дёрнулась, делая слабый вдох, затем ещё и ещё. Открыв свои розовые глаза, он посмотрела на меня взглядом, полным муки.
— Я опять это сделала, да?
Глядя на неё сверху вниз, я не нашлась, что ответить. Крошечная кобылка медленно свернулась калачиком у моих ног и заплакала.
— Мне очень жаль, — шёпотом повторяла она снова и снова, обращаясь неизвестно к кому. На её бедре темнела метка, похожая на синяк.
— Святая Селестия, — изумлённо выдохнула Глори.
— Рампейдж? — спросила я тихо, глядя, как на её кьютимарке проявляются два полосатых леденца, обёрнутых колючей проволокой.
— Я опять это сделала, да? — повторила она, жалобно всхлипнув. Затем её взгляд упал на Торн. На юном лице Рампейдж появилось выражение такой боли, что я ничего не смогла с собой поделать и обняла полосатую кобылку. Она разрыдалась у меня на плече. — Только не это… почему это должно было случится снова?
Я не могла смириться с тем, что она сделала, и мне было невыносимо больно от того, что она сказала. Но сейчас, в эту секунду, я осознавала лишь одно: ей очень нужна моя помощь. И, возможно, это простое объятие могло успокоить её настолько, чтобы она сумела объяснить, что здесь происходит…
Глори внимательно посмотрела на неё.
— Что случилось, Рампейдж?
— Я… я ушла. Слонялась без дела… Мне нравится бродить под дождём, так что я подумала, что смогу тут переждать до завершения похорон. А потом… потом прибежала Торн… и она… она плакала… и… я хотела обнять её, но… но я испугалась… и… ушла… До этого самого момента… — Глори внимательно слушала, слегка нахмурившись. — Полагаю, меня дезинтегрировали… обычно только после этого я становилась такой маленькой.
— Стало быть… ты сумасшедшая, — сказала я, криво ухмыльнувшись. — Это должно было быть очевидно с самого начала.
— Похоже что так.
Глори в задумчивости потерла подбородок.
— И как долго длятся эти помрачения?
— Это не… — Рампейдж вздохнула и схватилась за голову. — Это как будто я здесь, а потом где-то в другом месте. И это… это плохое место, — прошептала она, задрожав в моих копытах.
— Тогда это не сумасшествие, — нахмурившись, сказала Глори. Наши взгляды встретились, и она одарила меня извиняющейся улыбкой. — Учтите, что мои познания в психологии ограничены одним школьным курсом и тем, что я когда-то вычитала в Кантерлотском Медицинском Журнале, но всё же при настоящем психологическом расстройстве не бывает так, чтобы одна личность просто заменяла другую. Это происходит не так.
Рампейдж посмотрела на неё с изумлением.
— Хм… я всегда думала… то есть… ты уверена, что я не чокнутая? — спросила она в замешательстве.
— Ты только что регенерировала из какого-то талисмана в твоей груди, — ответила Глори, покачав головой. — Так что, насчет тебя я ни в чём не уверена. Но если бы дело было в обычном сумасшествии, всё было бы намного проще. Либо ты потрясающая актриса… Но если бы ты хотела убить нас… проклятье… убить всех в Капелле… ты легко могла бы это сделать. Так что не думаю, что дело в твоей голове. — Она вздохнула и нахмурилась. — Это что-то другое.
Я увидела спешащих к нам остальных друзей и воспользовалась возможностью разразиться очередным приступом хриплого кашля. Потерев своё истерзанное горло, я подумала, что было бы неплохо, если бы на какое-то время Пустошь дала передохнуть хотя бы моей дыхательной системе.