Я вздохнула, глядя на нее.
— Мне жаль… Жаль, что моя мать не смогла спасти тебя. Ведь именно для этого и нужны Охранницы. Она должна была сделать хоть что-то. — «Проклятье, Мама, ну почему ты ничего не предприняла?» — Но это не оправдывает того, что ты творишь сейчас.
— Стойло умирает. Я видела отчеты. Оно протянет год, не больше. Но теперь мы сильны, дверь открыта, и у нас есть оружие. Мы познали силу мяса и силу боли. И ничто не помешает нам захватить власть над поверхностью. Всё там станет моим. И никто больше не сможет причинить мне боль. — Она захихикала, присунув П-21 с дикой силой. — Теперь я получу всё!
— Верно. В том числе и это.
Больше ждать нельзя. Я скользнула в З.П.С. «Рог, голова, рог, голова».
Со вспышкой время ускорилось, и четыре разряда концентрированной магической энергии подобно звёздному дождю обрушились на Смотрительницу. Заверещав, она повалилась в одну сторону, а её рог отлетел в противоположную, вращаясь в воздухе. П-21 вскрикнул последний раз, когда она резко вышла из него, и тут же свернулся калачиком на кровати. Когда я бросилась к нему, турели открыли по мне шквальный огонь. Схватив грязную простыню, я швырнула её в сторону ближайшей, временно ослепляя, и сразу же взяла на прицел другую, одновременно телекинезом пытаясь вырвать силовой кабель из первой. Рассыпав сноп искр, кабель отвалился, лишая турель энергии как раз в тот момент, когда она раскромсала простыню.
— П-21, ты в…
Нет, он не был в порядке. Более того, он находился так далеко от него, что, похоже, не смог бы отыскать даже с помощью карты. П-21 смотрел в никуда пустым взглядом, пытаясь сжаться в комок так сильно, как только позволяли цепи. Сначала Рампейдж, теперь он. Моя досада на саму себя возросла сейчас многократно. Я сосредоточилась на оставшейся турели и выстрелила ещё трижды. Бронебойные свойства моей магии были весьма не впечатляющими, но, должно быть, я умудрилась угодить во что-то жизненно важное. Эта турель также заискрилась и замолчала. Достав заколку, я принялась ковырять ею в замке кандалов, сковывавших П-21.
— Держись. Я собираюсь вытащить тебя отсюда… Ты только держись…
Внезапно в меня врезалась Смотрительница, сбивая с кровати, и мы покатились по полу, сцепившись клубком. Она лишилась половины своего рога, который лишь искрился, когда она пыталась творить магию, а на месте одного её глаза зияла окровавленная глазница, из которой мне на лицо сейчас капала кровь. Сидя на мне верхом, Смотрительница в исступлении колотила меня копытами по лицу и горлу. Учитывая, что я уже получила сегодня выстрел в голову, пару выстрелов в грудь, и бесчисленное количество в спину, мне начинало казаться, что этот день реально не задался.
— Я отымею вас всех… всех и каждого! Я — Смотрительница! Это моё право! — визжала она мне в лицо, и с каждым словом её голос становился всё выше и выше. — И никто из вас больше не оседлает меня снова! Никогда!
Через голову Смотрительницы перелетела цепь, захлестнувшись петлёй у неё на горле, и два синих копыта резко натянули её. Цепь впилась глубоко в шею кобылы, и пёстрая шкура Смотрительницы начала быстро менять свой цвет с грязно-белого на жутко синий. Затем фиолетовый. Её темный язык вывалился изо рта, а рог отчаянно искрился в поисках чего-нибудь, чем можно поразить П-21. Наконец, она дёрнулась в последний раз и обмякла.
П-21 рухнул на пол, дрожа и всхлипывая, всё ещё связанный цепью с её мёртвым телом. Поднявшись, я осторожно расстегнула на нём уздечку, а он продолжал смотреть в пустоту глазами, в которых не было ничего, кроме боли и унижения.
— Я не твой чудо-пони… не твой… не твой… — шептал он.
— П-21… — тихо сказала я, с трудом поднимаясь на копыта.
— Я не… Я не чудо-пони…
— Она мертва, — пробормотала я. — Мертва… Отпусти её…
П-21 всхлипнул и посмотрел на меня взглядом потерянного маленького жеребёнка, дрожа всем телом, будто в лихорадке. Осторожно отомкнув кандалы на его копытах, я освободила своего друга от цепи, которую он тянул так сильно, что буквально раздавил Смотрительнице горло. Синий жеребец посмотрел на свежие кровавые ссадины на ногах и затрясся ещё сильнее, обхватив себя копытами в попытке унять эту дрожь. Я обняла его, отчаянно надеясь, что это было именно то, в чём он сейчас нуждался, и что я не сделаю этим ему ещё хуже. Уткнувшись лицом мне в грудь, П-21 заревел навзрыд, и я обняла его ещё крепче, позволяя выплакаться.
Мой взгляд упал на Смотрительницу. Боль… передавалась от поколения к поколению. Конечно, я ненавидела Смотрительницу за то, что она сделала, но, с другой стороны, мне не довелось побывать в её шкуре. Будь моя мать властным монстром, пошла бы я на убийство, чтобы освободиться от неё и, в конце концов, стать монстром самой? Как Дейзи, которая делилась с другими той болью, что она терпела из-за садистских развлечений её матери? Как давно это продолжается? Где и когда возник этот порок, передающийся от матери к дочери? Дейзи. Смотрительница. Неужели мне просто повезло, что моя мать любила меня? Неужели это было, скорее, исключением, чем правилом?
Нет. Я не хотела в это верить. Стойло населяли сотни пони, и просто в голове не укладывалось, что надругательство здесь могло быть чем-то обыденным, в то время как любовь и забота — лишь редким исключением из правила. Если бы боль была нормой, ни к чему было бы стыдиться её и скрывать ото всех. Она не сделала бы пони обезумевшей от власти и необходимости контролировать и унижать других, пока они не сделали того же с ней. Смотрительница предала Стойло, но я подозреваю, что она, возможно, просто увидела в этом возможность причинить боль всем нам, прежде чем мы ополчимся против неё, или же развалится само Стойло и погубит её.
Как же так получилось, что Пустошь смогла навредить даже пони, живущим в Стойле? Что-то такое было в этой земле, или в нас самих?
Наконец П-21 прохрипел слабым голосом:
— Мне нужен душ. Я должен смыть её с себя…
— Прости меня, — шепнула я ему на ухо.
Он поднял на меня свой затуманенный взгляд, и на мгновение я испугалась, что увижу там отвращение и презрение. Но в его глазах читалось лишь смятение.
— За что?
— Я… не слушала. Рванула прямо в… Это моя вина.
К моему ужасу, он улыбнулся так, словно я сейчас отвесила глупую шутку.
— Нет. Это моя вина. Я позволил ей снова использовать меня как своего чудо-пони. Нужно было взорвать нас обоих… но… я… я не смог… Не смог бороться с ней. — Он глубоко вздохнул, словно пытаясь удержать что-то глубоко внутри себя. — У меня при себе была граната, и я… Она приказала мне положить её… и я подчинился! Я должен был сделать что угодно, лишь бы не позволить ей… Но я позволил… — Он снова разрыдался, и я крепко прижала его к себе.
— Нет!
П-21 вздрогнул от моего крика, и я мысленно залепила себе хорошую затрещину.
Чуть смягчив тон, я продолжила:
— Вини меня, П-21. Вини меня за то, что вела себя как идиотка. Вини Смотрительницу за то, что она сделала. Вини её мать, или любого другого пони… но только не себя. Уяснил? — твёрдо произнесла я. С его ненавистью ко мне я смогла бы жить. Но нельзя позволять ему ненавидеть самого себя.
— Мне нужно помыться… Пожалуйста… скажи мне, что мы можем уйти отсюда. Я хочу вернуться в Капеллу. Или в Мегамарт. Во Флэнк. Куда угодно. Лишь бы подальше отсюда. — сказал он срывающимся голосом.
— Нет. Пока ещё нет. У меня есть план. — Он уставился на меня в замешательстве, и я изобразила свою лучшую улыбку. — Это хороший план. Один из моих лучших.
Долгую минуту он молча смотрел на меня, а затем икнул и криво улыбнулся.
— О… так… значит, мы обречены? — Возможно, он хотел съязвить, но в его голосе мне почудилась также робкая надежда.
Я почувствовала, как отлегло от души.
— Умник… — буркнула я, подбегая к терминалу Смотрительницы. — Ты мог бы войти в систему и скачать пароль главы службы безопасности в этот ПипБак? — спросила я П-21, который хромал позади меня, двигаясь гораздо медленнее и осторожнее, чем раньше. Он кивнул и, нажав несколько клавиш, зашёл в терминал.