— Есть вещи гораздо хуже смерти, П-21. И вы все знаете это лучше, чем другие пони, — ответил спокойный голос Лакуны, полный доброты и сострадания. Голос настоящей Богини. Мне было жаль Единство за то, что оно не ценило созданное им самим.
— Ты можешь спасти её плоть, что будет достойным поступком, но как насчет вины и стыда, что она будет чувствовать потом? Ты хочешь снова подтолкнуть её к самоубийству? А что насчет магического заражения её души?
— Души… — брезгливо пробормотал П-21.
— Вообще-то, нет научно доказанных фактов существования… — добавила Глори.
— Душа существует, — прервала Лакуна твердым, не допускающим возражения тоном. — Твоя душа — ни что иное, как квинтэссенция твоего собственного я… твоей личности. Изменишь душу, и получишь абсолютно новое существо. Порча внутри Блекджек не просто нечто биологическое… она магическая, и эта магия постепенно изменяет её душу во что-то отличное от пони.
— Так вы просто хотите бросить её здесь умирать? — пискнула Скотч.
— Ты должна принять неизбежность того, что она рано или поздно умрет. Даже если превратиться в гуля или аликорна, ничто не длится вечно. Мы рождаемся, живем, стареем и умираем. Наши души отправляются в загробный мир, чтобы переродиться или обрести другую жизнь. Это естественный порядок вещей. Если порядок нарушается, ошибка, приведшая к этому, обязательно должна быть устранена несмотря ни на что. Вот, что делает жизнь драгоценной. Думать, что жизнь это просто существование, абсолютно бессмысленно и глупо. Души — вот что делает нас теми, кто мы есть. — лился нежный, с поучительными нотками, голос Лакуны.
— Черт, да я просто не хочу, чтобы она умерла, — прошептал П-21.
— Конечно. Ведь ты её любишь, — просто сказала Лакуна.
Чего? Вот это действительно была неловкая пауза!
— Не говори так, будто знаешь меня. Не веди себя так, будто понимаешь мои чувства, монстр! — прокричал П-21.
— Ты любишь её, а иначе тебя бы не заботило умрет она или нет. Не воспринимай это как оскорбление, — ответила Лакуна.
— Я люблю Священника, — твердо сказал он.
— Ты любишь его потому, что рядом с ним ты чувствуешь себя нужным и в безопасности, — возразила Лакуна. От этих слов я вздрогнула. Не слишком ли перегибаешь палку, Лакуна?
— И все же ты любишь Блекджек. Возможно как сестру. Возможно иначе. Но несмотря ни на что, ты её любишь. И это пугает тебя. Или ты стыдишься этого. Я не уверена, что именно.
П-21 резко прошипел сквозь зубы.
— Блекджек убила пони, которого я любил. Она забила его до смерти прямо у меня перед глазами! Ты это знала? Вы все это знали? — повисла ужасная тишина, нарушаемая его резким дыханием. — Она сдавала меня… и множество других жеребцов… обратно в больницу, чтобы потом нас насиловали снова и снова. Как думаешь, пыталась ли она прекратить все это? Пытались ли они все прекратить это? Нет. Никогда. Ни Блекджек. Ни Джин Румми. Ни даже Дакт Тейп.
Я лежала в кромешной тьме, слушая его прерывистое дыхание, затем он медленно произнес низким голосом:
— Я думал, что если мы выберемся… как-нибудь… она изменит это. Блекджек способна на все. И она смогла бы это. Но каждый жеребец в Стойле смирился с подобным обращением. Кобылы только и ждали момента, когда странные незнакомцы наконец уйдут, чтобы выкинуть их из головы и продолжать жить как раньше. Ни одна из них не была достаточно проницательна или порядочна, чтобы признать насколько отвратителен был уклад жизни в Девяносто Девятом. Ни одна, кроме Блекджек.
— Я не люблю её. Не могу любить её. Потому что каждый раз, думая о ней, я вспоминаю её обращение с нами и не знаю, как можно простить её за все это. Сомневаюсь, что смогу когда-либо забыть это. Но, в то же время, я не могу её ненавидеть. Не могу бросить её. Поэтому я следую за ней, пока она разрывается на части ради пони, которые не лучше кусков мяса, удивляясь, какого хрена она пытается добиться!
Он хрипло задышал, и долгое время все просто молчали. Затем Скотч мягко произнесла:
— Прости. П-21. Я. Я так сожалею, что никак не пыталась помочь тебе. Я как-то нарвалась на неприятности, сказав, что неправильно обижать вас только потому, что вы мальчики. Сказала, что это глупо. Меня побили. Даже Маму. И мы никогда не заикались об этом.
Его голос чуть смягчился.
— Ты не знаешь за что извиняешься, Скотч. Надеюсь, никогда не узнаешь. И Блекджек не знает. Поэтому не надо говорить мне, что я люблю её. Я просто хочу помочь ей, чтобы она продолжала помогать другим. Потому что я не могу…
Я вздохнула и потрясла головой, дождь продолжал барабанить по крыше, лодка раскачивалась на волнах. Тарбутс кашлянул и произнес: