На глазах у рыдающих матерей несчастных крох бросали в открытое море и оставляли на волю волн.
— Чаще посещайте храм Господень! — слышали в ответ на свои мольбы несчастные матери. — И молитесь денно и нощно!
И те молились. Однако морских дьяволят меньше не становилось.
— Ведь нашу малышку не заберут? Правда? — Сидония прижала к себе дочурку.
— Не заберут! Если, конечно, злобный хорек, что живет под холмом, не продаст нас попам за куриную ножку.
Венди заулыбалась, как будто все поняла.
— Здесь нам никто не помешает бороться с твоим загадочным недугом, — пощекотал ей животик отец. — Природа пытается погубить тебя, но наши знания помогут тебе выжить.
— Меня не раз звали к таким младенцам, — повернулся он к Сидонии, — и я уже научился очищать им легкие от вязкой флегмы. Пары моих отваров помогали всем!
На душе у Сидонии стало спокойно. Да и как иначе? С появлением Венди спокойствие и радость не покидали их дом.
— Чувствуешь, как она впитывает плохую энергию?! — восхищался Пэйтр. — Смотри, не спускай с нее глаз, пока она не научится ходить, — наставлял он Сидонию. — Наша маленькая чародейка еще не может управлять черными потоками, и ее нужно оберегать от их излишков.
День за днем пролетали, как в прекрасной сказке, и казалось, счастью не будет конца. Ежедневные вдыхания грудных сборов творили чудеса, и маленькая Венди быстро шла на поправку.
— Хватит куковать дома! — отправил их Пэйтр на первую прогулку в лес. — Соберите-ка желудей для отвара, а мы пока с ребятами попросим у пчел из липового леса меда.
В ближайшей дубраве Сидония выбрала самый большой дуб и устроила Венди в его корнях. Она не боялась непрошеных гостей. Местные жители обходили этот дуб стороной, и только самые отчаянные юнцы иногда прибегали сюда, чтобы потом побахвалиться своей отвагой перед сверстниками. Стоявший на пригорке дуб был виден издалека, и местные феодалы давно облюбовали его толстые ветви для назидательных расправ над преступниками.
— В ветвях этого дуба живут неугомонные души казненных! — пугали детей старики. — К нему даже дикие звери не подходят! А если кабан съест желудь с этого дуба…
«То сразу даст дуба!» — вспомнила Сидония рассказ старшего сына и улыбнулась.
Ее первенец был остер на язык, и когда бегал к своим дружкам, веселил всю деревню.
Слабый писк дочурки прервал сбор желудей. Сидония кинулась к дубу. Его корни уже утонули в липкой трясине черной энергии, стекающей из кроны дерева-великана. Личико малышки синело прямо на глазах. Напуганная мать прижала к себе дочурку и пулей полетела прочь, в сторону оврага. Щупальца черной энергии тянулись вслед за ними. Сидония съехала на влажное дно и что было сил сжала грудь малышки. Та всхлипнула и зашлась в отчаянном кашле. Вскоре ее личико порозовело, и она как ни в чем не бывало залепетала и стала играть с выбившейся из-под маминого платка прядью волос.
Сидония с облегчением улыбнулась. Она спустилась вниз по оврагу, подальше от про́клятого дуба, и стала выбираться наружу. Крутые и скользкие склоны не хотели выпускать ее. Небо заволокло тучами. Вдали прогремел гром. Дно оврага стало набухать и превращаться в ручей. Сидония кинулась к устью оврага. Нужно было выбираться из склизкого плена, пока до них не дошел дождь.
Каталка с больной гремела по коридору. Лампы дневного света проносились одна за другой, как будто мелькали просветы меж кустов, росших вдоль оврага. Ника бежала по влажному дну, пытаясь оторваться от преследователей. В глазах темнело, словно черные тучи обступали со всех сторон. В ушах бешено грохотала кровь. Она оглянулась. Две тени наверху неотвратимо приближались.
«Откуда, откуда они здесь взялись? — чуть не плакала она. — Сюда же никто не ходит!»
Ника давно облюбовала этот овраг и каждый вечер прибегала сюда на часик. Ей нужно было побыть одной перед тем как отправиться с дачными друзьями на очередные проделки.
Ребята не догадывались о ежедневном ритуале подружки и, когда забегали за ней и не находили дома, развлекались веселыми предположениями.
— Мы думаем, она потерялась в шкафу и не может решить, во что бы одеться, — с нотками зависти начинали девчонки.
— Да нет, зачиталась где-нибудь на озере, — продолжал кто-то, зная ее любовь к книгам.