Воздух усох, словно из него высосали всю влагу. Во рту у меня пересохло, горло сдавило. Я бы умерла в этих местах? Как я должна уложить такое в голове?
— Ты был там. Каждый раз. Боже, ты спасал меня раз за разом…
— За исключением утеса, — сказали мы в унисон.
Я уронила руку, и его ладонь последовала. Выпрямившись, я подняла подбородок.
— Итак, в Америке мы избегаем утесов.
— Мы не можем… — он стиснул зубы, и все его тело напряглось от раздражения. — Она сказала, что если я изменю твой путь, то тебя унесет непредвиденная смерть.
— Вот почему ты не рассказывал мне детали видение? — или Рорку и Мичио. Чтобы мы не принимали решений, опираясь на пророчества. Решений, которые изменят эти предупреждения и пошлют меня на путь, который он не мог предвидеть. — Вот почему Анни не сказала мне.
Он кивнул и наклонился поближе, легкие пекановые[8] нотки танцевали в его дыхании.
— Я два года позволял тебе прокладывать путь, не изменял твой курс и вмешивался лишь тогда, когда воплощались ее предсказания.
«Ох, Джесси». Боже мой, какое бремя он нес все это время. Я прокрутила в голове все события после нашей встречи, заново проиграла все те столкновения со смертью. Затем я вернулась к нашему разговору в Италии. Тогда он рассказал мне о мире духов и своем общении с призраками Анни и Аарона. «Завеса между нашим миром и миром духов показывает мне и другие вещи, более темные вещи. Вещи, которые я должен скрывать от тебя».
Он утверждал, что может предотвратить эти вещи, если будет сохранять между нами дистанцию. Как же размыто, черт подери. Но он всегда обладал поразительной способностью объявляться в нужное время, когда я истекала кровью, была загнана в угол, сражалась на последнем издыхании. Теперь все обретало смысл… в странном, извращенном, иномирном понимании слова.
Мне это не нравилось. Это заставляло меня чувствовать себя непрошеными путами, удавкой на его шее.
— Ты слишком долго прикован к моей заднице. Я не твоя ответственность, — я понизила голос, и в него просочилась уязвимость. — Я не хочу быть таким… таким обязательством для тебя.
— Я говорил тебе это, Иви, и скажу тебе вновь, — он обхватил мое лицо огромными ладонями и слегка запрокинул мою голову, чтобы посмотреть в глаза. — Я хочу этого. Блядь, в тот момент, когда я увидел тебя в горах, еще до того, как Анни поделилась своими видениями, я знал, что буду жить ради того, чтобы защищать тебя. Но…
Я всматривалась в пламенную бездну его глаз, впитывая свирепость его голоса и силу его слов. Его честность очаровывала не хуже его красоты. Я стиснула его запястья в безмолвной мольбе продолжать.
— Я просто надеялся… — он плавно убрал руки от моего лица, высвободился из моей хватки и сделал шаг назад.
— Джесси.
Его губы изогнулись в интимной усмешке. Я знала эту усмешку. Будь у нее голос, она бы говорила: «Отъебись. Мы закончили».
Пауза, которая последовала за этим, сделалась темной и крутой, воздвигая между нами утес. Утес «Отъебись», от которого так и отражалось эхо «отъебись».
Он отвернулся и осмотрел деревья.
Я не готова была отъебываться, мать твою.
— Ты надеялся…
— Неважно, — он широкими шагами направился к водоему.
Я побежала за ним и прыгнула, преграждая ему путь, и повернулась лицом к его телу, которое было выше меня на фут.
— На что ты надеялся?
Он смотрел поверх моей головы, сосредоточившись ни на чем… и на всем.
— Ну же, Джесси, — я положила ладонь на кирпичную стену его груди. — Мы добиваемся прогресса.
Он покачал головой, и его глаза посуровели от злости.
— Мы не можем добиться прогресса. Разве ты не понимаешь?
— Нет, — я опустила ладонь, пока не придушила его этой самой ладонью. — Я ничего не понимаю, потому что ты мне не объясняешь.
Сквозь его зубы вырвалось шипение, больше напоминавшее рычание, и он пронзил меня острым как бритва взглядом.
— Я надеялся, что ты будешь моей, и я сумею получить тебя так, как имеет тебя он, — Джесси махнул рукой за себя, в сторону ветеринарной клиники.
Боги, этот мужчина просто вил из меня веревки, перетрясал мои внутренности надеждой и смятением. Я хотела прикоснуться к нему, поцеловать его, обнять.
— Я твоя. Я у тебя есть, — я потянулась к его лицу.
— Хера с два! — он сделал шаг назад, оказавшись на расстоянии вытянутой руки. Его взгляд был ослепительным, свирепым и невероятно взбешенным. — Ты знаешь, на что я надеялся на самом деле, Иви? Я надеялся, что смогу трахать тебя каждую ночь, что я могу предвкушать это. Я надеялся, что несколько резких толчков в твоей киске сделают это несчастное, проклятое, одинокое существование куда менее несчастным, проклятым и одиноким.