Роуэн обернулся к Бершаду:
– Нет, я хотел, чтобы ты проспался после вчерашнего загула. Ну как, очухался? У меня все готово. – Он махнул рукой на восток: там, среди холмов, три недели назад обосновался дракон.
Бершад шмыгнул носом, сплюнул и зашагал по тропе на восток. Роуэн повел осла следом. Мастер Морган направился за ними, и Джолан припустил вдогонку. Деревенские поначалу растерялись, но затем шумною толпой двинулись в том же направлении, не желая пропустить увлекательное зрелище.
Разумеется, если Бершаду удастся победить дракона, то жителям деревни достанется знатная пожива.
К поясу Бершада был приторочен длинный кинжал странного вида: расширенный конец клинка загибался внутрь, а рукоять походила на корявое корневище, оплетенное полосками акульей кожи так, что, несмотря на необычную форму, держать его было удобно.
– Это клинок из драконьего клыка? – спросил Джолан у Моргана.
– Да.
– Интересно, он его сам сработал? – не унимался Джолан. – Говорят, их очень сложно переплавлять, вроде бы потому, что кальций легко размягчается, а мало кто умеет подобрать нужную температуру. Вдобавок…
– Подумай-ка лучше о живом драконе, а не о клыках мертвого, – напомнил ему Морган.
Джолан умолк, сообразив, что Морган не желает продолжать разговор.
– Как тебя зовут, алхимик? – немного погодя спросил Бершад.
– Морган Моллеван, из Паргоса.
– Ишь как тебя далеко от дома занесло, – хмыкнул Бершад.
– Нас всех далеко от дома занесло, барон.
Моргану было вовсе не обязательно, точнее, и вовсе не следовало именовать Бершада этим титулом – драконьеров лишали всех званий и отличий, но целитель часто поступал не так, как следовало, а Джолан никогда не мог понять почему.
– Скажи-ка мне, Морган Моллеван из Паргоса, – продолжил Бершад, – известны ли тебе случаи, когда изувеченный человек делал бы что-нибудь невероятное?
– Невероятное? – переспросил Морган, рассеянно приглаживая встрепанные космы. – Однажды я ампутировал ноги прокаженному, чтобы спасти ему жизнь, а спустя час он бегал на руках, да так ловко, будто родился безногим. Он с удивительной быстротой привык к потере конечностей, наверное, потому, что нервные окончания в ногах уже отмира…
– Нет-нет, – прервал его Бершад. – Я имею в виду нечто такое, что невозможно объяснить. Например, чудесное исцеление от смертельной раны?
– Лекари во многом полагаются на счастливый случай, – сказал Морган. – Бывает, что людям везет, но вот с воистину чудесным исцелением я еще не сталкивался. Насколько мне известно, всему можно найти объяснение.
– Понятно.
– А почему ты спрашиваешь?
Бершад сплюнул в папоротники с правой стороны тропы и попросил:
– Лучше расскажи про дракона.
Походка драконьера изменилась, стала уверенной и четкой. Мутные, налитые кровью глаза прояснились. Даже не верилось, что еще четверть часа назад он в пьяном забытьи спал на столе.
Обычно похмелье так быстро не проходит.
– Это шипогорлый верден. Самец. Молодой, но крупный, вполне зрелый. Объявился в прошлое полнолуние погреться на скальных плитах предгорья. Как начинается Великий перелет, здесь по весне всякий раз останавливаются один-два дракона, а потом улетают дальше на восток. Злобные твари.
– Они просто стараются выжить, как и мы. Набить брюхо, согреться. Для драконов мы – злобные твари с вилами и копьями.
Морган удивленно изогнул бровь:
– Вот уж не думал, что ты у нас философ.
– Я полон неожиданностей, – заявил Бершад, почесывая бороду. – Через месяц ваш верден отсюда уберется.
– Верно, – кивнул Морган. – Вот только каждый день он травит стада, того и гляди доберется до деревни. Выдрину Утесу и без драконов хватает бед, а коль скоро в наши края забрел драконьер, то…
– Я не виню тебя за призыв о помощи, – сказал Бершад. – И не отказываюсь от битвы. Просто напоминаю, что дракон вскорости улетит. Так что если он со мной расправится, дальнейшей помощи можно не просить. А что еще тебе о нем известно?
– Местный свекловод, видевший дракона вблизи, рассказывал, что ящер одноглазый. На месте второго глаза – шрам.
– Что, его уже кто-то пытался сбороть?
– Видно, кто-то пробовал, да промахнулся. Но глаза лишил.
– Зато он сразу поймет, что я задумал, – вздохнул Бершад.