Оставив этих ненормальных выяснять отношения, Жека вернулся в комнату. Убитая лишним алкоголем и поздним временем, атмосфера праздника умирала. Серж настойчиво танцевал с Марго, что-то шепча ей на ухо, поднабравшийся Матроскин сидел на краешке дивана в обнимку со стаканом молока и планшетом. А Настю Жека обнаружил на кухне. Она колдовала над туркой. Обернувшись на шаги, мельком взглянула на Жеку и продолжила караулить закипающий кофе.
— Будешь пить его на ночь? — спросил Жека.
— Чтоб не уснуть в такси по дороге. Да он и не особо крепкий, такой скандинавский вариант, — объяснила Настя и резким движением убрала турку с огня. — Хочешь? Тут хватит на двоих.
— Ты уезжаешь? — запереживал Жека. — Не рано? Самое веселье начинается…
— О, я вижу! Мне пора, — пожала плечами Настя.
— Да подожди… — с досадой произнес Жека, беря ее за запястье.
Девушка окатила его холодным, каким-то геральдическим взглядом. Попросила:
— Руку убери. Пожалуйста.
Сказано было таким тоном, что Жека счел за благо отвалить, пока его не обварили горячим кофе. Устало опустившись на табуретку, он смотрел на девушку. Та налила кофе в кружку, щедро добавила молока, посластила. Присев на подоконник, сделала глоток. Все это время она не глядела на Жеку, а по ее лицу раз или два пробежала рябь микроэмоций.
— Вот вы где! — появилась на кухне виновница торжества, за спиной которой маячил Серж.
— Шато Марго, я поеду. Завтра на работу, — сказала Настя. — Сейчас такси вызову, пока кофе допиваю.
— В субботу появишься?
— Посмотрим. До субботы дожить надо.
— Проводишь девушку? — посмотрела Марго на Жеку.
— Если она не против, — ответил он. — Я заодно вам стихи почитаю, Людмила Прокофьевна, — пообещал он Насте.
Тесный лифт заставил пересечься их личные пространства, они стояли у противоположных стенок и смотрели друг другу в глаза. И тут Жека вспомнил имя той актрисы.
— Точно, ты похожа на Натали Портман. С глазами цвета виски.
— Комплимент пьяного мужчины, — усмехнулась Настя. — А у тебя глаза как шляпки ржавых гвоздей в свернувшемся молоке.
Жека подумал, что выглядит это, наверное, не очень. Они вышли из дома. Было темно и прохладно, из подворотен задувал ветер.
— Где живешь? — поинтересовался Жека.
— Далеко и дорого, — неопределенно ответила Настя. — Вот и такси…
Вызванная черная «камри» остановилась рядом с ними. Пожилой русский бомбила за рулем, Лепс из колонок.
— Спасибо, что проводил, — сказала девушка. — Пока!
— Пока, — помахал рукой Жека. — Знаешь, ты красивая, но при этом такая…
— Какая? — уже сев в «камри», Настя снизу вверх посмотрела на него.
Жека поискал слова, чтобы не нахамить напоследок.
— Будто сделанная в «Икее». Стильная и холодная. Но скоро сломаешься. Я сижу у окна, вспоминаю юность. Улыбнусь порой, порой отплюнусь. Это «отплюнусь» про тебя, потому что я постараюсь запомнить тебя толстухой.
Несколько секунд Настя внимательно разглядывала его, будто впервые видела, потом спросила:
— Как тебя зовут? Извини, но я забыла.
Забыла…
— Жека, — ответил он.
— Значит, Жека, — произнесла Настя с интонацией Веры Алентовой из «Москва слезам не верит». — Только этого мне не хватало. Доброй ночи.
— Доброй ночи.
Когда машина, увозившая его разбитое сердце, скрылась из виду, Жека двинулся к дому. Пойду плакать, подумал он. И слушать канадских хиппарей «A Silver Mt. Zion». Самую печальную музыку на свете.
Зазвонил айфон. Матроскин.
— Жека, ты куда свинтил?
— Настю провожал.
— Проводил? Ну, так давай возвращайся. Мы же не допили.
Хорошо, что есть на свете друзья.
С наступлением темноты дневная круговерть и сутолока Сенной с ее продавцами контрафакта, скупщиками краденых мобил, уличными музыкантами и бездомными в подземных переходах превратилась в круговерть ночную: студенты, с одинокими розами в руках поджидающие своих пассий, чтобы отвести их на вечерний киносеанс, многочисленные компании подвыпивших после работы, озирающиеся в поисках вчерашнего дня кавказцы и азиаты, стремные типки, пасущиеся возле метро и «Макдака», за окнами которого посетители увлеченно поглощали липкие, как скотч, калории.
Настю Жека увидел издалека. Она стояла чуть в стороне, под неярким уличным фонарем, переделывающим весь мир под себя, возле скамейки с металлическими тележными колесами по бокам. Одета девушка была в тонкое пальто в крупную красную клетку, под которым угадывалось что-то деловое. Вчерашний «взрыв на макаронной фабрике» в стиле журналов от хайр-индустрии заменила асимметричная офисная прическа.