— Бьюсь об заклад, вы подумали о «малых ужинах» умершего регента?
— А как избежать этого, если есть женщины...
— На ужинах нашего короля всегда присутствуют одна или две дамы. Но не женщины! — уточнил герцог. — И я вам уже сказал, что там нет спальни. В апартаменты государя без труда можно было бы пригласить даже воспитанницу монастыря. Поймите, ужины — это просто встречи друзей, во время которых говорят обо всем и ни о чем, расслабляясь в прекрасной обстановке, и король при этом предстает просто джентльменом среди других, подобных ему. Но фамильярность там не приветствуется. Вот так, но чем бы нам заняться в ожидании? Не хотите ли поприветствовать королеву?
— Я только испорчу ей все удовольствие. Вы же знаете, что она меня не любит. Дочь Станислава Лещинского не может простить мне того, что я — сын своего отца.
Ришелье разразился смехом:
— А меня она просто терпеть не может! Она видит во мне пособника Сатаны, приставленного, словно проклятие, к ее мужу... Поэтому подождем лучше возвращения охотников, а пока — пройдемся по саду... Они не должны задержаться: ужинать здесь принято в шесть часов!
* * *
Незадолго до указанного времени герцог де Ришелье и Мориц Саксонский, слегка взволнованные тем фактом, что их пригласили в узкий круг короля, вошли в небольшой салон, где уже находилось четверо мужчин. Это были Луи де Ноай герцог д'Айен, сын маршала де Ноайя и адъютант короля, герцог де Ля Валльер, капитан охотников, граф де Куаньи, губернатор Шуази, а также его родственник граф де Круасси, потомок самого Кольбера и генерал-лейтенант. Все они были военными, как и двое вошедших, но времени на обмен любезностями и комплиментами не оказалось, ибо появился король, сопровождая под руку двух дам. Все тут же вскочили и склонились в поклонах.
— Рад видеть вас, господа, — произнес Людовик XV низким и хриплым голосом, не лишенным шарма. — Особенно вас, граф Саксонский. Вы служите мне так хорошо, что я вас очень редко вижу.
— Сир... — только и смог выдохнуть тот, кому адресовались эти слова, слишком ошеломленный такой неожиданностью, чтобы найти для ответа что-нибудь достойное.
На людях король обычно скрывал свою застенчивость под видом отстраненной учтивости, но в близком кругу он потрясающим образом притягивал к себе умы и взгляды окружающих его людей. Прежде всего, он был потрясающе красив. В тридцать три года Людовик XV был самым красивым мужчиной в своем королевстве, и в этом не было ничего удивительного, поскольку внешность его была весьма примечательна: высокий лоб, острый величественный нос, выступающие скулы, слегка вытянутый подбородок и твердая челюсть, полные и чувственные губы... Все это говорило о мужественности, но, что еще более важно, у короля были темные бархатные миндалевидные глаза, слегка приподнятые к вискам. Эти глаза с длинными ресницами выражали бесконечную мягкость... когда Людовик этого хотел. А его улыбка была так очаровательна!
Внешность короля оказалась так обаятельна, что Мориц не сразу обратил внимание на двух дам, пришедших вместе с Его Величеством. И напрасно. Первой была, конечно же, фаворитка, та самая мадам де Ля Турнелль, ослепительное великолепие которой пленило короля, но не она, а другая заставила сердце Морица усиленно забиться.
— Госпожа принцесса де Конти! — пробормотал он, приблизив ее руку к своим дрожащим губам.
— Следовало бы сказать — госпожа вдовствующая принцесса, мой дорогой граф! — усмехнувшись, ответила дама. — Теперь я стала старой!
Это была неправда. Прошедшие годы лишь смягчили красоту молодости принцессы, и Мориц, поддавшись очарованию прошлого, начал думать, что ее тело осталось таким же тонким и податливым, если судить об этом по яркости кожи, округлым плечам и смелому декольте ее платья из бархата цвета спелой сливы и корсажу из белого атласа, усеянного маленькими белыми бриллиантами. Драгоценные камни сверкали на ее запястьях, на пальцах и в волосах, едва тронутых сединой.
— Кого вы хотите заставить в это поверить, принцесса? — искренне пробормотал Мориц. — Не меня же, во всяком случае...
Он изо всех сил пытался оправиться от эмоций, пришедших издалека, — ведь прошло более двадцати лет! Мориц был очень удивлен, увидев ее точно такой же, как в ту первую летнюю ночь, когда в прохладных водах Сены они любили друг друга впервые. Его смятение было бы совершенно неуместно во время королевского ужина (а он и на самом деле не имел ничего общего с теми трапезами, которые происходили при покойном регенте), если бы не непринужденная обстановка, дружественная и свободная от всех условностей протокола. В Малых апартаментах каждый располагался, как ему это было удобно, составляя окружение короля и его двух дам. Все смеялись, шутили, и злые языки, вроде Ришелье, отдавались этому с большой радостью. Что же касается Морица, то он сидел молча, едва притронувшись к блюдам, одновременно простым и изысканным, он и пил мало, что явно противоречило его привычкам, и просто смотрел на Луизу-Елизавету, наслаждаясь неожиданной радостью этой встречи, тем более приятной, что она, казалось, разделяла его чувства. Когда их глаза встречались, она дарила ему легкую улыбку, а ее веки прикрывались... Ох, остаться бы с ней наедине хотя бы на мгновение!.. Сильный удар ноги Ришелье под столом вернул его к реальности. И Мориц опустился на землю как раз вовремя, ибо король обратился к нему: