– Для принца, правление которого стоит на грани переворота, ты слишком часто и самоуверенно говоришь о том, что станешь королем.
Хаген улыбнулся. Вымученно. Тоскливо. Одними кончиками губ.
– Поэтому ты и здесь, – бесцветно отозвался вампир. – Чтобы этот переворот не допустить. Но мы начнем не сегодня.
И хоть он не сказал вслух, что именно начнем, я и так все прекрасно поняла.
– Почему это не сегодня?! – взвилась я, подскочив на кровати, которая жалобно затрещала, грозясь развалиться прямо под нами.
Хаген перевел на меня пустой, ничего не выражающий взгляд и ровным голосом произнес:
– Потому что ты пьяна. Не думаю, что будет правильно, если я…
– Да к черту правильность! – голос сорвался на крик. Щеки обожгло прилившей к лицу кровью. – Ты хоть знаешь, скольких усилий мне стоило все-таки прийти к тебе?! Я поэтому и пьяна! Потому что я до смерти боюсь! Я…
Я поняла, что плачу, только когда слезы коснулись губ. Крупные капли срывались с подбородка и падали на джинсы, оставляя темные мокрые пятна.
– Демоны, – ругнулась я и попыталась спешно утереть слезы, но от этого зарыдала только сильнее. Ничего не получается!
– Ты боишься меня? – удивился Хаген, а я закрыла глаза и замотала головой.
Волосы липли к влажной коже. Губы дрожали. Каждый выдох вырывался предательским всхлипом.
– Ты боишься боли?
Снова нет.
– Сандра…
Впервые за все время я услышала, что голос Хагена может звучать так. Тепло, проникновенно, волнительно. Он обнял меня за плечи и притянул к себе, заставив уткнуться хлюпающим носом в его грудь.
Я попыталась сопротивляться, но вышло совсем неубедительно. Возможно, потому что я была не в себе после выпитого сидра. А может, просто хотела спрятать заплаканное лицо, и грудь принца подходила для этого как нельзя кстати.
– Чего ты боишься? Скажи мне.
Тело била крупная дрожь. Я пыталась вдохнуть, но захлебывалась воздухом. А потому, когда начала говорить, заикалась на каждом слоге:
– Я бо-бо-юсь ст-тать монстром.
Под кончиками моих пальцев грудь Хагена поднялась и опустилась в тяжелом, глубоком вдохе. Его руки крепче обвили меня, ладони скользнули по волосам. Кажется, он прижался лбом к моему виску, потому что голос принца звучал совсем близко:
– Ты не станешь. Кровь для вампиров – наркотик лишь в больших дозах. И это еще одна причина, почему я обращаю тебя постепенно. Я не хочу злоупотреблять ни тобой, ни законом, ни силой воли.
Он провел ладонью по моим волосам, запутался в них пальцами. Прижал крепче к себе, убаюкивая.
– Нельзя пристраститься к тому, чего не знаешь. Сандра, у тебя не будет жажды. Не будет ломки. Ты не сойдешь с ума от запаха крови, понимаешь? Она потребуется тебе лишь в малых дозах как лекарство, если окажешься ранена или истощена.
– А если я сорвусь, попробовав даже каплю? – Я закусила губу, представив, как становлюсь чудовищем вроде тех низших, которые убили моих родных. – Если я не смогу себя контролировать?
– Этого не случится. Все будет хорошо, Сандра. Я всегда буду рядом, чтобы помогать тебе.
Я слабо кивнула, давая понять, что услышала Хагена. Его слова меня успокоили, но не развеяли сомнений. Мне все еще не по себе.
Какое-то время мы сидели в тишине. Я почти успокоилась, когда Хаген вдруг произнес:
– Я должен извиниться перед тобой за слова, которые сказал вчера ночью. Я был зол и сорвался. Этого не должно было случиться. – Его ладони на моих плечах сжались чуточку сильнее. – Сандра, ты не виновата в смерти своих родителей. Прости меня.
Глаза снова заволокло слезами, а горло стиснули подступившие рыдания. Я должна была кивнуть, но не нашла на это сил.
– Если кого-то и нужно винить в том, что твои родные погибли, то вини меня, – голос Хагена едва слышно дрогнул. Он тяжело вздохнул, прежде чем произнести следующие слова: – Твоя жизнь для меня была и будет важнее всего. Я не сожалею, что увел тебя из зала, когда на нас напали, но корю себя за то, что не успел вовремя вернуться, чтобы помочь твоей семье. Прости.
«Но ты был не один. Были другие вампиры, которые могли бы помочь, когда мы ушли!» – хотела сказать я, но из-за удушающих слез дыхание сбилось.
– Я больше не виню тебя, – только и сумела прошептать я дрожащими губами и сразу же ощутила, что на душе стало легче.
Комната снова погрузилась в тишину, которую нарушало лишь тяжелое дыхание Хагена и мои постепенно стихавшие всхлипы. Происходящее казалось пьяным бредом, сном, в котором и я, и Хаген оголили свои души.
Но хрустальный купол спокойствия, который мы кое-как сумели выстроить, осыпался осколками, когда Хаген вдруг сказал:
– Пойдешь обратно в фургон или мне сказать Дакоте, чтобы не стояла под дверьми?