— Я тоже по тебе скучала, — смеется Брайар, прерывая мой лепет и снова обнимая меня. Я действительно скучала по ней. Очень скучала по ней. Скучала по всем им.
Моя первая настоящая подруга за много лет провела лето в Техасе, навещая свою семью и показывая Алистеру, где она выросла. Сэйдж, девушка, на глазах которой я прошла через ад и обратно, которой я стала восхищаться как другом и женщиной, собирала вещи для поездки по побережью вместе с Руком Ван Дореном, парнем из Холлоу, с которым я лажу больше, чем с остальными, потому что у него всегда есть закуски.
Еще был тот случай, когда мы подожгли легендарную школьную елку, но это уже история для другого раза.
Они все оставили меня здесь, и я хотела расстроиться из-за этого — правда, хотела.
Но я понимала.
Брайар, Алистер, Рук и Сэйдж нуждались в отдыхе от резни, от постоянных страданий и бесконечной боли, которую причиняло им это место. Всего на несколько недель им нужно было стать нормальными, наслаждаться жизнью, и я не могла винить их за это, даже если бы хотела.
— Сэйдж и Рук вернутся завтра вечером. Мы встречаемся в Бухте Черных Песков. — Глаза Брайар сверкнули знакомым озорством, которое я успела полюбить и возненавидеть. Обычно это означает, что все, что мы делаем, потребует от нас физических усилий.
— Ночью пляж закрыт, — указываю я, надеясь, что этой небольшой заминки будет достаточно, чтобы сорвать любой их план.
— Мы знаем, — ухмыляется Алистер позади нее. — Руку нужно выпустить пар. Возвращение в Пондероз Спрингс без Сайласа здесь разрушит его дерьмо.
У меня сердце заколотилось. Мы не уверены, как долго Сайлас будет получать помощь. Учитывая, насколько серьезным был психотический срыв, врачи говорят, что от нескольких месяцев до нескольких лет.
Это разбивает мне сердце, но это уничтожило Рука. Они были близки, так чертовски близки, и я знаю, что Рук винит себя за то, что не понял, что он раньше не принимал лекарства.
Мы не будем тусоваться завтра вечером ради нас, мы делаем это, чтобы быть рядом с Руком. Втайне я думаю, что им всем это нужно. Они все скучают по нему.
— Воссоединились впервые после похорон мэра Донахью. Думаешь, с Сэйдж все будет в порядке? — спрашиваю я.
— Я думаю, — начинает Брайар, — Сэйдж прекрасно справляется со смертью отца, она знает, что несчастные случаи случаются.
Случайности, точно.
Потому что целенаправленный пожар с ее отцом и федеральным агентом в доме — это точно несчастный случай. Но, как я уже сказала, это секреты, которые я унесу с собой в могилу. Я должна это сделать, если это значит защитить моих друзей, не то чтобы у меня не было своих секретов, которые Сэйдж и Брайар хранят для меня. Хранят от своих парней. От всех.
Мы защищаем друг друга и секреты, которые носим на своих плечах. Это часть сделки, когда ты вступаешь в Общество одиночек. Тебе разрешается быть одному, но никогда не быть одиноким.
— Мы решили оживить нашу дружбу небольшой игрой, — говорит Алистер. — Ради старых времен.
Игра.
Всегда игра.
Обычно незаконная, и никогда не бывает так, что я разрываю свои легкие, пытаясь не отстать. Я проглатываю свой страх, не перед игрой, а перед осознанием того, что мой план вот-вот начнется, и мне придется встретиться с ним лицом к лицу, чтобы начать его.
Не просто спрятаться в тени и тихо наблюдать за ним. Нет, я должна буду встать перед ним, использовать свои слова и попросить то, что я хочу.
Месяцы назад он пришел, чтобы найти меня, сказал, что долг погашен. Но я не закончила с Принцем Смерти. Я едва начала. Он отказал мне в первый раз, когда я попросила об услуге.
Но я отказываюсь принимать «нет» за ответ.
Мне нравится быть его призраком, но теперь я хочу, чтобы он увидел меня.
Мне недостаточно просто преследовать его. Мне нужно от него больше.
— Что за игра?
Брайар смеется. Ухмылка широкая, полная возбуждения, и от нее у меня сводит живот.
— Метка.
ГЛАВА 2
Экспозиция
ТЭТЧЕР
В каждом городе есть своя история о призраках.
Ее рассказывают во время детских ночевок и ночей, проведенных у потрескивающего костра. Сказка, которая с годами превращается в почти невероятную ложь, но в своей основе она несет некую долю правды.
Моя фамилия — это та самая история.
Призраки в ночи. Бугимен в шкафу. Царапающий звук в стене.
Моя семья стала столетним мифом, призванным напугать жителей Пондероз Спрингс; легенда, которая, по слухам, зародилась еще при основании города. Пирсоны, будучи одной из семей-основателей, завоевали репутацию холодных и недостижимых ожиданий. Другие были настолько запуганы, что отдали только часть города из-за ужаса перед тем, что мы сделаем с ними, если не получим свою справедливую долю.
Существует множество различных историй происхождения. Некоторые из наиболее надуманных утверждают, что мы были вампирами или другой формой нечеловеческих, демонических существ, которые питались чистыми душами. Я могу оценить творческий подход, особенно если учесть, что правда гораздо скучнее.
Мои предшественники были уединенными. Они не делились с другими без крайней необходимости, и доверие не было тем, что они давали свободно. Они говорили быстро и немногословно.
Такое скрытное поведение заставляло других чувствовать себя некомфортно; более того, оно вызывало зависть. Когда слабоумные люди не получают внимания от тех, кто находится на вершине, они будут пытаться сорвать корону, расколоть трон, делая необоснованные выводы и распуская слухи. Все, что они могут сделать для того, чтобы сбить с кого-то с ног.
Как собаки, дерущиеся за кусок помоев.
К несчастью для этих неуверенных в себе людей, они преуспели только в том, чтобы поднять наше наследие выше. Все, чего они добились, это заставили людей бояться нас, что пошло нам на пользу.
Люди будут служить тому, чего они боятся.
Город Пондероз Спрингс боялся нас больше всего на свете. Настолько, что террор продолжался и годы спустя. И какое-то время все эти ужасные истории были лишь выдумкой, сплетнями и фольклором, созданным скучающими горожанами.
Пока однажды это не стало правдой.
Благодаря моему отцу, моя семья доказала, что все эти страшные истории были правдой.
За исключением вампиров.
Моя голова начинает покачиваться вперед-назад, пока мои длинные пальцы гладят клавиши из слоновой кости. Изящная музыка долетает до моих ушей, когда я работаю с фортепиано, щекоча инструмент, пока он не сыграет мелодию, над которой я сейчас работаю. Шопен, хотя я считаю, что его переоценивают, был одним из первых композиторов, которым я научился играть на белоснежном рояле Steinway & Sons, подаренном мне бабушкой на день рождения, когда я был еще совсем маленьким. Уже тогда я знал, что добавление вишнево-красного цвета на крышке, нотном столике и подставке было не случайным.
Она знала мой любимый цвет, знала, почему я так его люблю.
Движение привлекает мое внимание всего на секунду, мои глаза открываются, когда я бросаю взгляд в сторону крайней левой части подвала, моей маленькой комнаты безнравственности, и замечаю, что моя аудитория, состоящая из одного человека, начала пробуждаться от своей дремоты.
Мне не нужно быть там, чтобы увидеть испуг в его глазах. Я представляю, что любой человек, проснувшись, тут же начал бы паниковать, обнаружив, что не может пошевелиться, привязанный к ледяной металлической каталке в одних трусах.
Временный паралич должен действовать по крайней мере еще пятнадцать минут, что для моего друга, Уолтера Хэндрикса, покажется годами. Дыра К, внутри которой он сейчас оказался, не из приятных. Лично я никогда не понимал, зачем гнаться за искусственным кайфом и почему люди готовы принимать ветеринарные препараты только для того, чтобы испытать мечтательные галлюцинации.