Я извиваюсь под ним, мне некомфортно жарко. Малейший ветерок заставляет меня выгибаться вперед. Не в силах удержаться, я прижимаюсь бедрами к его бедру, создавая идеальное количество трения и давления, чтобы помочь моему пульсирующему центру.
— Тебе бы это понравилось, не так ли, любимая?
Я киваю, не в силах говорить, не в силах делать ничего другого, кроме как гнаться за облегчением и молча умоляю его помочь волне внутри меня достичь своего гребня.
— Какая кровожадная маленькая шлюшка, — отрывисто говорит он, прижимая свою холодную руку к моему голому животу, заставляя меня не двигаться. Мучает меня. — Что ты будешь делать, если твои друзья найдут тебя в таком виде? Раскрытой и мокрой для меня?
Мне должно быть стыдно за то, как я хнычу, как я почти проливаю слезы, когда он приостанавливает мое скрежетание по мышцам его ноги. Но это слишком больно — я чувствую, как моя киска сжимается вокруг ничего, страстно желая, чтобы он заполнил ее.
Я должна бояться, что Сэйдж и Брайар застукают нас, но я слишком далеко зашла, чтобы беспокоиться. Мир может сгореть дотла, но мне будет все равно, пока он продолжает прикасаться ко мне.
— Твоя, — шепчу я, заставляя его нахмурить брови в немом вопросе. — Я твоя шлюха. Для меня больше никого нет.
— Да, — мрачно пробормотал он, позволяя своей руке скользить вверх. — Ты такая, не так ли?
Его длинные пальцы скользят по моему торсу, щекоча грудную клетку нежными движениями, которые никак не ослабляют мое желание. Развратно сжимая свои бедра вокруг его ноги, я чувствую, как намокает пятно на его штанах.
Унизительное имя должно жалить, как оскорбление. Но это правда, и мне это нравится. Мне нравится, что он знает, что мое тело так открыто для него, что я жажду его так сильно, что не забочусь о том, чтобы выглядеть отчаявшейся.
Каждый дюйм движения мучительно медленный, как он работает, пока его рука не оказывается прямо под моей грудью. Я зажмуриваю глаза, втягивая воздух, когда он ласкает мой сосок.
Блаженство длится всего секунду, потому что так же быстро, как оно появилось, так же быстро оно и исчезло. Я стону от разочарования, когда он отстраняется от меня.
Мои веки тяжелеют от вожделения, когда я смотрю на него сквозь ресницы. На его лице ухмылка, потому что он точно знает, что делает со мной. Тэтчер нарочито жесток, он наслаждается каждой секундой, зная, что сколько бы ни мучил меня, я буду только умолять о большем.
Не обращая внимания на мое тело, он забирает подушку, которую я использовала ранее, заставляя мой живот сжиматься. Его взгляд горячий, потемневший от похоти и не отрывающийся от моего, когда он поднимает ее к своему носу, прижимая к влажному пятну в центре и глубоко вдыхая.
— Как сладко, — мурлычет он. — Я чувствую, как отчаянно твоя киска желает меня.
Я чувствую, как его тело подается вперед, уступая жару между моих ног. Положив одну из своих больших рук рядом с моей головой, он использует другую, чтобы провести ладонью по моей груди, больше не дразня, а приподнимая и сжимая, перекатывая мои нежные соски между пальцами.
— Потрогай себя для меня.
— Но...
— Я больше не буду просить, — приказывает он, скользит рукой, испещренной венами, к основанию моего горла и предупреждающе сжимает его.
Мы так близко, что я чувствую желание, исходящее от его тела. Чувствую лесной цитрусовый аромат, исходящий от его кожи, запах леса после дождя — так близко, что я вижу, насколько чиста синева его глаз. Другого цвета не существует; они похожи на замерзшее озеро, под которым течет арктическая вода.
Его дыхание обдувает мое лицо, трепещет на ресницах, и я прихорашиваюсь под его взглядом, не стесняясь, когда моя дрожащая рука скользит вниз по трусикам.
Я задыхаюсь от того, насколько скользкой себя чувствую, и Тэтчер тут же вдыхает это в свой рот. Так мы и двигаемся, моя рука играет с собой, а он заглатывает каждый вдох, прежде чем вдохнуть его обратно в мои легкие.
В животе у меня раздается стон, и, чувствуя головокружение, я провожу пальцем по ноющему пучку нервов, массируя его с неистовой потребностью.
— Это мило, как ты прилипчива, — он опускает рот к моей груди, засасывает сосок между зубами, прикусывает, прежде чем извиниться языком. — Ты даже не можешь кончить без меня.
Блядь.
— Тэтчер, — бормочу я, потирая тугие круги вокруг своего клитора, — мне нужно больше. Мне нужен ты.
— Ты так слаба для меня, не так ли? Такая отчаянная и чертовски нуждающаяся. — Он опускает губы к моему уху, с придыханием рыча. — Я могу разрезать тебя прямо здесь и подарить тебе красивое рубиновое ожерелье. Ты бы хотела этого, дорогая?
Он сильно прижимает колено ко мне. Требуя, чтобы мои пальцы двигались быстрее, он ненадолго отстраняется, чтобы вернуться с укусом ледяного металла.
Он проводит вдоль моего горла, и мне не нужно смотреть, чтобы понять, что в его руках нож. Теплые соки просачиваются сквозь трусики, стекая по моим бедрам.
Я хочу этого. Почти так же сильно, как хочу кончить.
Мне нужно почувствовать жжение, которое исходит от его пореза. Восхитительный ожог проносится по моей коже, прежде чем из раны хлынет фонтан красного нектара. Доверие к такому человеку приносит огромное удовольствие.
Тэтчер может убить меня, если захочет, и адреналин от этой возможности заставляет бабочек порхать в моей киске.
Я не отвечаю ему словами. Вместо этого я хватаюсь свободной рукой за вырез своего топа и рывком спускаю материал вниз, обнажая себя, давая ему широкий доступ, чтобы разрезать меня, как ему заблагорассудится.
Я для него — открытый холст, на котором он может разглагольствовать.
— Как мило с твоей стороны, любимая, — он ухмыляется, кончик его языка касается верхней губы. — Ты так хороша, детка, так мила со мной, не так ли?
Тэтчер играет со мной, покачивая своим мускулистым бедром в моей киске, пока отводит нож от моего горла, танцуя по моей коже, пока не останавливается на моей податливой груди.
Он надавливает на нее с нужной силой — это все, что требуется. Я вскрикиваю, дико брыкаясь бедрами, прислушиваясь к небрежным, влажным звукам, которые создает моя рука, чтобы отвлечься от неизбежной боли.
Жжение проносится по моим венам, как наркотик, а щекотка крови, стекающей по соску и покрывающей его, — это кайф. Этот цикл вызывает привыкание, и я никогда не хочу, чтобы он прекращался.
Тэтчер опускает голову в ложбинку на моей шее с гортанным стоном. Такой грубый и животный, что я чувствую, как он вибрирует в моих костях.
— Дай мне посмотреть, как намокла твоя киска. Как сильно она жаждет меня, — приказывает он, оставляя дорожку обжигающих поцелуев вдоль моей шеи, проводя языком по чувствительной коже.
Я так близко к краю, что не могу представить, как отдернуть пальцы.
— Детка, — он проводит языком за моим ухом, нежно покусывая. — Покажи мне, как мокрая кровь, пролитая ради меня, сделала тебя, Лира.