Это уже третья книга, в которой мы разговариваем. Без ее ведома, конечно, но что-то в этом заставляет меня чувствовать себя ближе к ее разуму без необходимости находиться рядом с ее телом, просто существуя между страницами ее любимых книг, читая ее мысли, как будто она рядом со мной, объясняя слово за словом, что именно ей нравится в каждой части.
— Тэтчер, ты еще здесь? — голос Алистера отрывает меня от книги.
Я закрываю ее, кладу обратно на кровать, прежде чем ответить.
— Да, о чем ты говорил?
— Я спросил, где во всем этом Коннер Годфри.
Звук его имени заставляет меня отшатнуться.
— В гробу, — я крепче сжимаю телефон.
Мне не нравится, как он смотрит на Лиру. Она добрая и иногда слишком доверчивая; она не видит, как он смотрит. Как он целенаправленно помещает себя в ее пространство. Может, он и дурачит всех остальных своим притворством крутого учителя, но я убиваю мужчин как хобби.
Все, что нужно знать о мужчине, живет в его глазах, и он отчаянно хочет заполучить Лиру Эббот, используя ее доброту против нее, притягивая ее ближе, чтобы добиться гораздо большего, чем просто дружба.
Любой, кто смотрит на нее слишком долго, раздражает меня, но больше всего Коннер.
Потому что она улыбается ему.
Эта глупая улыбка.
Ослепительная и раздражающе счастливая. Как банка, наполненная маленькими жучками — светлячками, которых дети любят ловить летом.
Та, что озаряет ее лицо и освещает любую комнату, в которой она стоит. Ее невозможно не заметить. Как мир не замечает этого, не замечает ее — уму непостижимо. Потому что как только ты это делаешь, ты видишь только ее. Она существует везде.
Я наблюдаю, как она растет с годами вместе с ее лицом, но никогда не ослабевает в своей радости. Лира любит верить, что она — лишь смерть и тьма, но внутри нее живет душа, созданная для того, чтобы любить людей.
Ее улыбка — это проблеск ее любви. Ее привязанность. Ее счастье по отношению к другим.
Это улыбка, которую она ни разу не подарила мне.
— У тебя с ним проблемы?
— У меня проблемы со всеми, кто так близок к Синклером, — легко лгу я, покачивая языком перед зубами.
В мою дверь стучат.
Это что-то новенькое. Полагаю, наша совместная ночь придала ей немного смелости, чтобы подойти ко мне.
— Лира сегодня осталась после разговора с ним на некоторое время. Я видела, как они обнимались перед самым моим уходом. Спроси ее, узнала ли она что-нибудь, — кричит Брайар откуда-то из комнаты.
— Конечно, — моя челюсть подергивается, я смотрю через плечо на закрытую дверь, зная, что она ждет снаружи. — Позвони мне, если найдешь что-нибудь еще.
Я знаю, что мы все говорили о том, что она использует свою дружбу как рычаг, чтобы получить информацию от Годфри, но это не значит, что мне это нравится. Мне также не нравится мысль о том, что она останется с ним наедине дольше, чем на двадцать секунд.
Гнев пульсирует в моих венах. Я рассказал ей, что произойдет, если она позволит Годфри прикоснуться к тому, что принадлежит мне. Как я и говорил ей прошлой ночью, даже если я не могу обладать ею, она принадлежит мне.
Это эгоистично и самый худший вид токсичности, но я не могу заставить себя всего лишь беспокоиться.
Она моя.
Я бросаю телефон на кровать и иду к двери. Надеюсь, она попытается защитить его — это сделает перемалывание его пальцев в моем утреннем смузи гораздо более приятным.
Однако, когда я отворяю дверь и вижу, что она стоит там, весь мой гнев улетучивается, как дым на ветру, как будто его и не было.
Мое ледяное выражение лица размораживается.
Я чувствую, как мои брови дергаются и сходятся вместе, когда я смотрю на ее покрытые инеем щеки. Из-за минусовой температуры на улице ее тело дрожит в теплом доме. Снег все еще посыпан в локоны ее эбеновых волос.
Любимая роза зимы.
Ее губы зажаты между зубами, и она осторожно протягивает руки, предлагая мне тяжелую прямоугольную коробку, и все это в полной тишине, как будто ждет моей реакции, прежде чем заговорить.
— Что это? — слова дрожат в моей голове, но выходят гладко.
— Синтезатор, — она перемещает свой вес, пытаясь удержать его, но ее слабые руки сопротивляются. — Я не могла достать рояль достаточно быстро, и я не была уверена, как я смогу занести его в дом. Поэтому я подумала, что это — лучший выход.
У меня сводит живот, и в груди появляется трепет.
Никто не был так внешне добр ко мне.
Я — человек из кошмаров. Люди крепче прижимают своих детей, когда я прохожу мимо. До Лиры я даже не обнимал никого с теплыми намерениями.
Я не тот человек, который заслуживает сострадания.
Особенно от нее.
Но вот она стоит и дарит его мне, несмотря ни на что. Неважно, какие ужасные вещи я ей говорил или делал — ничто из этого не повлияло на то, как она смотрит на меня, на ее искаженное восприятие того, каким, по ее мнению, я способен быть.
Ее лицо опускается при моем молчании. Возбуждение в ее глазах потускнело достаточно, чтобы я заметил.
— Если тебе не нравится, я могу отправить его обратно. Я сохранила чек, так что ничего страшного. Я просто подумала, что ты захочешь иметь что-то, чтобы скоротать время, так как ты не часто выходишь в свет.
Мое лицо пылает, когда я поднимаю руку, потирая затылок, все еще глядя на коробку, которую она с трудом удерживает. Ее спина горбиться, она снова обхватывает предмет.
Я никогда раньше не был в такой ситуации, и я знаю, что принято говорить — спасибо тебе, — но этих двух слов мне кажется недостаточно. Я получал подарки от короткого списка членов моей семьи, но никогда от человека, который мне ничего не должен.
Ничего из того, что я скажу, не будет достаточно, чтобы передать то, что происходит внутри меня.
Это шипение.
Нет другого способа описать это. Я впервые испытываю что-то подобное. Как пузырьки, плавающие вокруг моих органов или переваривающие Pop Rocks.
Я забираю у нее коробку и ставлю ее у стены в своей комнате. Когда я оборачиваюсь к ней, она уже начала идти к своей комнате, приняв мое молчание за достаточный ответ. Инстинктивно я протягиваю руку, пальцы обхватывают ее холодное запястье. Она смотрит на меня, как будто я назвал ее по имени, и ждет слов, которые я не знаю, как произнести.
— Я живу во тьме, — пролепетал я, не в силах быстро поймать свои мысли, прежде чем они сорвались с моих губ. — Доброта там не живет. Это коробка без света. Я ничего не знаю о мире, и он не знает меня. Я не знаю, как...
Я резко останавливаюсь, потому что она выглядит так, будто вот-вот рассмеется, а все, что я говорю, глупо, ее пальцы лежат над ртом, который искривлен в шутливой улыбке.
Мой рот закрывается, и я бросаю взгляд, только чтобы услышать, как она хихикает в ответ.
Мои пальцы отпускают ее, и я собираюсь захлопнуть дверь, пока она не сорвется с петель. Но на этот раз она тянется ко мне.
— Подожди, подожди. Я не смеюсь над тобой, — вздыхает она. — Я просто... я думаю, что сломала тебя.