Когда опускаюсь на переднее сиденье, я смотрю на свои разрисованные руки. Кровь все еще липкая, прилипает к рулю, и я мысленно помечаю, что завтра нужно отбелить его изнутри.
Я двигаюсь на автопилоте, запуская двигатель, прокладывая путь к дому, все время остро осознавая, что в кузове лежит мертвое тело. Возможно, завтра, когда адреналин улетучится и наступит реальность, я почувствую себя виноватой. Я почувствую страх или панику.
А пока этого не произошло, я использую это новое чувство спокойствия, чтобы избавиться от тела.
Снег превратился в дождь, брызги попадают на лобовое стекло, когда я въезжаю на свою подъездную дорожку. Едкий запах смерти выбивается из меня, когда я открываю дверь, глубоко вдыхая холодный воздух.
Ледяной дождь льется вниз, а в небе гремит гром.
Мой план не простирался дальше того, чтобы доставить его сюда. Теперь встает вопрос о том, что мне делать с телом. Сжечь его? Нет, на улице слишком сыро. Кислота? У меня ее нет.
Однако я могу похоронить его. Мой задний двор уже разрыт после ремонта и моих жалких попыток разбить сад. Если кто-то будет задавать вопросы, будет легко выдать разбросанную землю за ремонт дома.
Это единственный вариант, который у меня есть, и нет никого с лучшей идеей.
Одна вещь, которую никогда не упоминают об убийстве человека, — это то, насколько тяжелым становится тело после смерти. Эту истину я постигаю на собственном опыте, пока тащу этого человека за ноги вокруг своего дома.
Мои легкие горят, а ноги болят, когда я спотыкаюсь. Из-за холодного воздуха почти невозможно дышать. Кажется, что тянуть пришлось несколько часов, но, к счастью, в поле зрения появляется мой задний двор.
Протащив его еще несколько футов до середины, я опускаю его ноги и кладу руки на колени. Я все это делаю неправильно, я знаю, что это так. Разочарование гложет меня, и все, чего хочу, это чтобы он был здесь.
Тэтчер знал бы, что делать. Он бы показал мне.
Он должен быть здесь, блядь. Почему его здесь нет?
Из моего рта вырывается рыдание, и я чувствую, как невыносимо сжимается моя грудь. Все те эмоции, которые спрятались, когда нож был в моей руке, хлынули обратно.
Я скучаю по нему.
Они могли бы отнять у меня что угодно, вообще что угодно, но только не его. В небе сверкает молния, облака плачут вместе со мной, а гром гремит по деревьям, окружающим мой дом. Слезы смешиваются с дождем, и на меня накатывает усталость.
Щелчок ветки поднимает мое внимание вверх. Я поднимаю свои слезящиеся глаза, ожидая, что из-за грозы дерево рухнет вниз, но все они целы.
Он стоит там.
Темная фигура прямо напротив меня, одетая в черное, руки засунуты в карманы, дождь треплет волосы перед бледным лицом. Холодный воздух ничего не может поделать с его взглядом.
Капли воды стекают с его рта, скользят по его угловатой челюсти.
Мой разум говорит мне, что это призрак. Копинг — навык, вызванный моим посттравматическим стрессовым расстройством, чтобы справиться с его потерей. Но мое сердце, мое зависимое сердце, бьется впервые с тех пор, как он пропал. Это ты!
Это ты! Ты вернулся, ты вернулся!
Кровь приливает к моим ушам, стучит, когда сердце бешено колотится о грудную клетку. Кажется, что мир вращается немного медленнее, и я чувствую, как мое горло сжимается от звука его имени.
Никто из нас не двигается.
Мы просто стоим и смотрим друг на друга.
Он разрушителен. Тихий, болезненный бог среди людей.
Я почти позволила своему разуму победить. Я почти поверила, что он призрак.
Пока...
— Здравствуй, дорогой фантом.
ГЛАВА 3
НОЧЬ ЖИВЫХ МЕРТВЕЦОВ
ТЭТЧЕР
Мне никогда особенно не нравился выбор одежды Лиры.
Сегодня вечером это не тот случай.
Она — видение в черном.
Этот цвет, возможно, был создан специально для нее.
Прекрасная невеста Грима с мертвым телом у ног в качестве свадебного подарка. Искусительница света. Моя единственная и неповторимая ошибка, девушка, обманувшая смерть.
Мать воронов в кружевной ткани, которая так нежно облегает ее тело, обрамляя каждый сантиметр. Мои губы слегка дрогнули, увидев пунцовые полосы на открытой коже, испачкавшие материал.
Она надела бы дорогое платье только для того, чтобы позволить крови и стихии испортить его. Но она никогда не заботилась о том, что завернуто в пакет, только о том, что под ним. Высокий воротник сливается с мокрыми, чернильными локонами ее волос, и невозможно определить, где заканчивается одно и начинается другое.
— Ты надела это красивое маленькое платье для меня, Лира?
Мои первые слова, сказанные ей с тех пор, как я уехал, и они пронизаны отвращением, хотя мои глаза говорят об обратном. Дождь льет по ее фарфоровому лицу, дрожание нижней губы улавливается лунным светом.
Мое возвращение — облегчение для нее, и это сильно мешает мне.
— Я надевала его на похороны твоей бабушки, — шепчет она, ее голос — отголосок боли, которую она недавно пережила. — Оно принадлежало моей матери, — я сжимаю челюсть и мышца на моей щеке подпрыгивает.
Тихий гнев закипает в моей груди.
Я никогда не был сторонником похорон или оплакивания умерших. Но какая-то часть меня хотела бы видеть Мэй в покое. Чтобы, возможно, убрать мой последний образ ее.
Всю свою жизнь я всегда думал о ней как о человеке сильном, волевом, непоколебимом в своей суматохе. Но в свой последний день она не могла быть более другой. В детстве у меня был иммунитет к крови. Отрезанные части тела и обнаженные кости.
Я видел, как женщин обесчеловечивали, жестоко вздергивали на дыбу, как коров на убой, и заставляли убирать за ними последствия. В свободное время моим любимым хобби было сдирать кожу с других серийных убийц.
Не было ничего, что шокировало бы меня в сфере убийств.
Но это не был шок, который пронесся сквозь меня, когда я увидел Мэй на полу на кухне. Что-то скользкое двигалось по моей коже — это было похоже на грозу внутри моего собственного тела.
Хотелось бы думать, что наблюдение за тем, как ее хоронят, послужило бы мне своеобразным зонтиком.
— Где ты был?
Это обоснованный вопрос, на который я не собирался отвечать, пока Стивен не будет арестован за связи с Гало, но моя охота была грубо прервана ее безрассудством.
Я не даю ей ответа и просто продолжаю идти вперед. Мои ноги сокращают расстояние, пока единственное, что разделяет нас двоих, — это мертвое тело человека, который должен был пострадать гораздо больше.
Смерть всегда кажется тонкой линией, проходящей между мной и Лирой. Она всегда там, задерживается в нашем пространстве, существует между нами, как воздух. Куда бы мы ни пошли, она следует за нами.
Мои пальцы тянутся к кружевной ткани на ее воротнике. Когда я нахожу контакт, я потираю влажный материал большим пальцем. Ее тело становится мягким, расслабленным, наклоняясь навстречу моим прикосновениям.