Существо под колоколом бросалось на стенки своей стеклянной темницы с такой силой, что массивная железная подставка зашаталась.
Ты чуешь кровь? Это так тебя возбуждает?
Джон наклонился, поднял с пола зеленый самоцвет и поднес его к солнечному свету, дабы проверить целостность печати. Тьма ворочалась внутри, словно ища малейшую трещину,но выхода наружу не находила. Ди перекрестился и зашептал благодарственную молитву. Алмаз остался цел.
Снова положив камень на солнце, Джон преклонил колени рядом с Вацлавом и отбросил пряди кудрявых волос с лица юноши.
Бледные губы Вацлава дрогнули, в горле у него заклокотало.
— Прости меня, — прошептал алхимик.
Беззвучно, одним лишь движением губ, юноша задал вопрос — одно-единственное слово.
Почему?
Джон не мог ни объяснить этого своему подмастерью, ни искупить вину за убийство. Он лишь коснулся ладонью щеки юноши.
— Я хотел бы, чтобы ты не увидел этого. Чтобы ты прожил долгую жизнь, посвященную науке. Но Господь судил иначе.
Окровавленные пальцы Вацлава разжались, открыв страшную рану на горле. Карие глаза остекленели, когда жизнь покинула его тело. Джон осторожно опустил веки умершего — они все еще были теплыми и податливыми.Склонив голову, алхимик быстро пробормотал молитву за упокой души Вацлава. Юноша был безгрешен, и ныне ему был уготован лучший мир. И все же это была тяжкая потеря.
Существо под стеклянным колоколом, бестия, некогда бывшая человеком, посмотрела в глаза алхимику. Ее взгляд скользнул к телу Вацлава, затем снова обратился на Джона. Должно быть, тварь прочла боль на лице Ди, потому что впервые с тех пор, как ее передали ему, она улыбнулась, обнажая длинные белые клыки и явно насмехаясь над его горем.
Джон с трудом поднялся на ноги. Боль в сердце не утихала. Нужно как можно быстрее закончить дело.
Шаткой походкой он прошел через комнату, закрыл дверь, которую Вацлав оставил нараспашку, и запер. К этому замку было лишь два ключа, и второй сейчас валялся на полу в луже стынущей крови Вацлава. Больше никто не побеспокоит Джона.
Алхимик вернулся к прерванному занятию, проведя пальцами по стеклянной трубке, идущей от колокола к рабочему столу. Он тщательно проверил, нет ли в трубке трещин или сколов, хотя эта проверка заняла немало времени. Я слишком близок к результату, чтобы допустить хоть малейшую ошибку.
На конце трубка сужалась, ее выходное отверстие было так мало, что в него едва можно было пропустить швейную иглу — то была работа искусного ремесленника, достигшего вершин мастерства. Джон еще немного раздвинул плотные портьеры, так, чтобы утренний свет упал на узкий кончик стеклянной трубки.
Боль в груди нарастала, не давая шевельнуть левой рукой. Сейчас ему нужны были все силы, но они быстро таяли.
Трясущейся правой рукой он поднял камень. Самоцвет сиял в солнечном свете, прекрасный и смертоносный. Ди сжал губы, борясь с тошнотой, и при помощи крошечных серебряных щипчиков убрал костяную заслонку с одной из граней камня.
Колени у алхимика подкашивались, но он стиснул зубы, одолевая слабость. Теперь, когда костяная пластинка снята, самоцвет должен быть постоянно залит солнечным светом. Даже мгновенно упавшая тень позволит дымной тьме, обитающей внутри, выскользнуть в большой мир.
Это не должно случиться... по крайней мере сейчас.
Тьма уплощилась и поползла вверх по стенкам крошечной темницы, пытаясь достичь узкого отверстия, но остановилась, явственно страшась показаться на свет. Зло, сокрытое внутри камня, должно быть, неким образом чуяло, что солнечное сияние обладает властью уничтожить его. Единственным убежищем для этого зла сейчас была изумрудно-зеленая сердцевина алмаза.
Медленно, с величайшей осторожностью Джон совместил маленькое отверстие, высверленное в алмазе, с оконечностью стеклянной трубки. То и другое было сейчас залито солнечным светом.
Взяв горящую свечу, стоящую на испятнанной поверхности стола, алхимик поднял ее над алмазом, роняя капли воска на самоцвет и стеклянную трубку, так, чтобы эти капли образовали печать, непроницаемую для воздуха. Только после этого он задернул портьеры и позволил тьме укрыть зеленый камень. При свете свечи была видна темная масса, шевелящаяся в сердце алмаза. Тьма закрутилась маленьким смерчем и поползла вверх по краям отверстия. Ди задержал дыхание, наблюдая, как она перетекает через край. Казалось, эта тьма испытывает на прочность восковую печать. Лишь убедившись, что в воске нет ни малейшей щелочки, позволяющей просочиться в лабораторию, она потекла по стеклянной трубке. Пройдя по всей ее длине, тьма закономерным образом должна была попасть туда, куда выводила эта трубка, — под стеклянный колокол, где была заключена женщина.