Глаза Луции мстительно сузились.
– Однако Престол не сидел, сложа руки, друзья мои. Два Лунных Прилива назад мы нанесли удар. Мой оплакиваемый муж, император Магн Сакрекёр, смело бросил вызов еретику Мейросу – и тот отступил. Зная, что Мейрос не рискнет уничтожить свое собственное творение, мы вторглись в Антиопию и покарали неверных. Мы покорили Дхассу, Явон и Кеш, установив новую власть, чтобы та правила от нашего имени и обращала язычников к Кору. Но, что важнее, мы сломили торгашей. Разрушили доверие между купцами Востока и кликой Бенуа. Это стоило нашим людям определенных тягот, но мы ослабили хватку купцов и банкиров.
«Определенных тягот? – подумал Гайл с возмущением. – Результатом ваших действий стали нищета, лишения и мятеж – но зато вы лишили купцов нескольких процентов их прибылей, не правда ли?»
Луция кивнула в сторону Бетильона:
– Томас и его люди защищают Гебусалим и готовятся к следующему священному походу, но походы опустошили нашу казну. Люди жертвовали, и жертвовали щедро, однако мы все еще должны миллионы проклятым торгашам-банкирам – и они по-прежнему процветают, по-прежнему наращивают свое влияние – по-прежнему покупают наших детей.
«Если бы четыре пятых добра, награбленного во время похода, не осели в личных закромах некоторых членов королевской семьи, то, возможно, имперская казна пребывала бы в лучшем состоянии», – подумал Гайл, бросив взгляд на Калана Дюбрайля, который, похоже, пытался выбросить из головы ту же самую мысль.
Мать Империи Луция вновь села. Ее лицо все еще пылало страстью, однако голос стал более холодным.
– Позвольте мне быть честной, господа: еще никогда престол не был настолько слаб. Пусть эта слабость и не вина императора, – добавила она быстро, увидев, что Констант встрепенулся. – Даже будучи ребенком, Констант проявил мудрость и смелость, объявив Второй священный поход и упрочив наше владычество над Геббской долиной. Но купцы скупают наши души, превращая избранный народ Кора в нацию лавочников.
– Но они – не единственные наши враги, – продолжала Луция. – Герцог Эхор Аргундский, брат покойного императора, ясно дал понять, что желает занять трон, и вся Аргундия пляшет под его дудку. То, что единственный дядя моего сына замышляет измену, заставляет мою кровь кипеть. Он тоже должен быть уничтожен. И, – она выглядела так, словно вот-вот плюнет, – в наши края проникла еще одна скверна: антиопские рабы, привезенные сюда, чтобы выполнять работу за честных людей Юроса. Я не против рабства, в конце концов, сидийцы годятся только на это, но позволять этим грязнокожим ходить среди нас – это уже слишком. Они должны быть истреблены!
Гайл заметил, что Дюбрайль с трудом сдержался, чтобы не застонать. Он вспомнил, что налоги на работорговлю приносят казначею неплохую прибыль. Бьюсь об заклад, ты не хочешь, чтобы торговля прекратилась…
Теперь во внешности Луции не оставалось ничего от святой.
– Они – наши враги, господа: купцы, герцог Эхор, грязнокожие и Мейрос. Он – в первую очередь. – Мать Империи глубоко вздохнула. – Они все должны умереть.
С мрачным выражением на лице она замолчала, и комната погрузилась в тишину. Собравшиеся за столом согласно закивали, и Гайл решил, что будет разумнее поступить так же. Вот, значит, как мыслят святые.
Луция сделала жест в сторону Белония.
– Наш добрый друг, магистр Вульт, прибыл с целью предложить нам решение всех наших проблем. Передаю слово ему, чтобы мы смогли услышать план спасения нашей страны из первых уст.
Тут же поднявшись, Вульт поклонился:
– Невозможно было описать наше положение лучше, святейшая госпожа. Для начала позвольте мне должным образом представить Гурвона Гайла, моего друга и коллегу, чья сеть информаторов позволила нам вместе разработать этот план. Глаза и уши Гурвона повсюду. Вероятно, он самый осведомленный человек на Урте.