— Строй сомкнуть! Щиты поднять! — над поляной раздался зычный голос Чеслава.
Я стоял на правом фланге, плечом к плечу с одним из новобранцев. Щиты с грохотом соединились в одну линию, накладываясь один на другой и превращаясь в нерушимую стену.
— Ровнее держать! Этвальд, шаг назад, не высовывайся! — Чёрный Ветер уже запомнил каждого из солдат по именам. Я таким похвастаться не мог, а Киган и подавно. Королю вообще было плевать на солдат, и он знал в лицо только некоторых десятников.
— Бей! — кричит Чеслав, и вся стена щитов делает дружный выпад копьями. Я тоже сражаюсь копьём, чтоб лишний раз не доставать Призрачного Жнеца из ножен.
И так до самой темноты, пока едкий пот не промочит толстую стёганку насквозь, пока руки не нальются свинцовой тяжестью, а голова не станет пустой как колокол, в котором бьются всего две мысли: желание упасть и желание попить воды.
Но чем дальше мы продвигались на север, тем реже Чёрный Ветер заставлял нас тренироваться до изнеможения, и тем чаще выставлял увеличенные дозоры и посылал вперёд разведчиков. Это были наши земли, но жизнь в пограничье научила меня быть готовым ко всему.
Широкий тракт сменился просёлочной дорогой. Я начал узнавать эти места, и, словно камнем по голове, понял, что наша армия приближается к Стратхорну, деревне, в которой я родился и вырос. На глаза навернулись неожиданные слёзы, и я послал кобылу в галоп, не обращая внимания на удивлённые возгласы позади.
Стратхорн совсем не изменился за эти годы, всё тот же невысокий частокол, всё те же крестьянские хижины, амбары, колодцы. Но зато изменился я.
Пыльные улочки пронеслись одна за другой, и я подъехал к своему дому. Спрыгнул с лошади, бросил поводья на палисадник. Не знаю почему, но мне было страшно.
Я рванул дверную ручку на себя, ожидая увидеть мать, братьев, но увидел мужской силуэт в полумраке. За столом, спиной к двери, кто-то сидел. Я вошёл, на всякий случай проверил, как меч выходит из ножен.
— Эй, ты кто? — выпалил я.
Мужчина оторвался от трапезы, обернулся и в недоумении уставился на меня.
— А ты кто? — он встал из-за стола и мелкими шажками направился к печи.
— Ламберт, я здесь жил, — ответил я, стоя в дверях.
Лицо его просветлело, мужчина заметно расслабился.
— Понял, — сказал он. — Мать ищешь?
Я кивнул.
— Ушла на юг, а куда — не знаю, — сказал он.
Я безвольно опустился на лавку, словно кукле-марионетке обрезали все нитки.
— Убёг, значит, — произнёс мужчина, налил что-то в стакан и протянул мне.
Выпил. Горло обожгло самогоном. Из этого самого стакана я пил несколько лет назад.
— Кто знает, куда она уехала? — глухо спросил я.
Мужчина пожал плечами и забрал стакан.
— Я ведь только по слухам знаю, сам-то пришёл недавно. Здесь и разместили, живу вот, хозяйство держу. Поспрашивай, может и вызнаешь чего.
Я встал, кивнул ему, вышел. Закрыл дверь. Петли всё так же скрипели, на высокой протяжной ноте. Я горько усмехнулся, запрыгнул в седло и поехал к дому Родерика.
Старик жил один, на самой окраине, и в детстве я часто помогал ему по хозяйству, а он учил меня обращаться с оружием.
Он сидел на завалинке, щурясь заходящему солнцу. Я остановил кобылу и посмотрел ему в лицо. Родерик сильно постарел.
— Привет, старшина, — сказал я.
Родерик пару мгновений смотрел на меня, видимо, пытаясь вспомнить или узнать.
— Возмужал, — протянул он.
Я спешился, он поднялся мне навстречу, опираясь на палку. Он, похоже, так и не оправился после того ранения.
— Сколько, три года прошло? — спросил он.
Я задумался на пару секунд.
— Почти, — ответил я.
— Чуял я, что ты жив, Ламберт, — протянул старик. — Такие, как ты, из любой передряги живыми выходят. Вот и ты выбрался.
Я горько усмехнулся.
Глава 17
«Лофт-предатель идёт,
Местью одержим.
С ним армия мертвецов,
Чьи лица мрачны и бледны.
Порваны знамёна, окровавлены флаги,
Ржавые копья и мечи в их руках.»
— Песнь о Лофте-предателе.
По лицу нещадно хлестали капли дождя, но я лежал и не мог пошевелиться. Даже отвернуть голову не получалось, поэтому приходилось терпеть, глядя в свинцово-серое небо.
Я лежал на холодной и мокрой земле, чувствуя, как промозглый ветер и сырость вытягивают из меня остатки тепла. Затем в какой-то момент я увидел себя со стороны.
Поле, заросшее вереском, было усеяно мёртвыми телами, и дождь барабанил по трупам, размывая кровь. Я лежал рядом с незнакомым мне знаменем, которое трепыхалось на ветру обрывками ткани. В руке я держал Призрачного Жнеца, а над моим телом кружило вороньё.